Имя дома твоего (с иллюстрациями)

Бывает и хуже. Над городом Греноблем (помните — Грацианополис страницы 141-й) высится не слишком грозная гора, то ли сложенная из темноцветных каменных пород, то ли поросшая темным лесом. Издревле она носила южно-французское имя Нэрон, что значило: «Чернушка»... Прибывшие из других частей Франции землемеры приняли это Чернушка за римское Нерон — имя прославленного своими жестокостями и сумасбродствами римского императора. А так как та гора имеет форму, напоминающую нечто вроде воинской каски, они, ничтоже сумняшеся, нанесли на карту и внесли в перечни топонимов название «Каск дё Нерон», то есть Неронов Шлем.

Не будь историки историками, они бы сошли с ума: Нерон скончался в 68 году нашей эры! Гренобль был основан императором Грацианом двести девяносто один год спустя, в 359 году!.. Как же попало в его окрестности такое необыкновенное название? Кто его дал, почему, при каких обстоятельствах?

Но историки свое дело знают. Ведь если они прочтут, что в Якутии, над рекой Кевакты есть гора, называемая (на картах!) Наполеонова Шляпа, им не придет в голову допустить, что сюда занесло ветрами прославленную треуголку императора французов. Они будут искать этому имени другие объяснения... Было, как видите, найдено объяснение и для «Каски Нерона». Она оказалась эрратонимом.

Доза так и сыплет подобными анекдотами, передавая их порою очень живо. «Один офицер-топограф, — ядовито пишет он,— спросил у провансальца сначала — что это за лощина, а затем — а чья там ферма? Простак-крестьянин понял вопросы и на первый, почесав в затылке, ответил: «Лу сабе па!» то есть: «Да не знáю!», а на второй — не без гордости: «Эс ла мию!»: «Она — моя!» Офицерик же не понял ничего и покорно записал два названия: «Лусабепа» и «Эсламию». Они и сегодня фигурируют на подробных картах Франции. {214}

Бывает в таких случаях, что и виновного в имени-выдумке не сыщешь. Один советский крымовед горько сетует на произошедший с ним казус.

В какой-то из своих статей он упомянул маленькую крымскую речку; по-татарски она называлась Аузýн-Узéнь. «Аýз» в татарском языке — «рот», «уста», «устье»; «узень» — «речка». Географ перевел это название несколько своеобразно: «Ротовáя рéчка», а наборщики не разобрали незнакомого слова и напечатано было: «Рóзовая Речка»... Из статьи название перенесли на карты Крыма; на них появился новый гидроним, а почему эта речка признана розовой, с каких пор она так «зарозовела» — никому не известно.

И ведь вот что стоит заметить: попытки пострадавшего «крестного отца» исправить ошибку оказались тщетными. Имя нанесено на карты, введено в справочники... Слишком трудно и дорого все это переделывать «назад»...

Чем больше люди торопятся и при производимых по разным причинам переименованиях географических пунктов, тем чаще возникают разные эрратонимы, иногда предосадные или прекурьезные.

Когда французы в XVI веке завоевали город Страсбург (его имя от латинского «виа страта» — «мощеная дорога» — означает «Город на мощеной дороге») они нашли там средневековых времен уличку, называвшуюся по-немецки Тóтенбаргéссель — «Переулок Гробов» (возможно, в этом переулке обитали когда-нибудь мастера цеха гробовщиков). Завоеватели перевели древнее название на свой язык. Проулок стал Рю де ла Бьер; это тоже значит: «Улица Гробовая».

В 1871 году немцы захватили Эльзас вместе с его столицей. Было приказано тотчас дать всем улицам немецкие имена, придерживаясь смысла французских названий. Приказ выполняли не больше знатоки французского языка. Они не знали, что по-французски слово «бьер» имеет два смысла: «пиво» и «гроб»; и вот из «Гробовой улицы» у них получилась «Бргессхен» — «Пивная улочка».

Сегодня этот город снова входит во Французскую республику... Интересно было бы узнать, какое же имя носит теперь злополучный тупичок — веселое пивное или гробовое мрачное? {215}

***

Я сам вижу: подобных примеров слишком много; всех никак не переберешь. И все же я хочу привести еще два-три таких эрратонимических случая.

Во время первой мировой войны печальную славу приобрела одна небольшая высотка — холм у французского города Вердёна, носивший имя Морт-омм, то есть «Мертвый человек». Имя было в пору злосчастному пригорку; на его склонах было убито много тысяч солдат — и французских «пуал» и немцев — «бóшей». И тем не менее название холма, повторявшееся в сотнях военных сводок обоих сторон,— эрратоним. Некогда он носил имя Морт-Орм — «Сухой вяз», очевидно, по издалека заметному засохшему огромному дереву на его вершине. Это не солдаты 1914—1918 годов перекрестили место с горьким остроумием фронтовиков; так оно именовалось и до войны, и как произошла подмена, теперь уже никто не скажет.

Пожалуй, легче судить о том, как в далекой Канаде мрачное французское название Тэт дё Мор — «Голова покойника» — преобразовалось постепенно в бодрое английское Тэддимор, что-то вроде «Федя-большой»: просто второе приятнее, чем первое, да ведь англичане, сменившие в этих местах французов, не понимали смысла гробового имени и подогнали его по созвучию к своим английским словам.