Имя души

Паркат уже официально представил меня и сказал, что с этого момента я буду ассистировать ему, следить за правильным выполнением приёмов и учить тех, кто их выполнить ещё не в состоянии. Он объявил о том, что теперь канохи будут изучать не только дисциплину ближнего боя, но и дальний бой — луки. Когда он заговорил об изменении времени тренировок, канохи напряглись, но услышав, что теперь на отдых им будет дано больше времени, обрадовались. Беззвучно, конечно, но лица всё выдавали. Под конец он приказал обращаться ко мне, как к мастеру жёлтой линии. К слову, она примерно равнялась моему ярлыку ланни у ялов, только где-то на второй ступени.

Глава 22 Что есть «Ничто»

Тренировки для учеников и для меня начались относительно слаженно. Возможно, причина в том, что они знали, кто я. Возможно, потому что слово Парката здесь имеет большой вес. Канохи работали по мере своих сил, но и я старался не загонять их. Отрабатывать движения приходилось не только им, но и мне. Заставляя тело запоминать их, я понимал, что такая техника боя будет хороша только против канохов, поэтому в перерывы, когда на площадке никого, я мешал технику канохов с ялийской и запоминал лучшие комбинации. Уж это у меня получалось хорошо. Паркат в какой-то из дней даже подсуетился и нашёл мне ленту бледно-жёлтого цвета.

Разумеется, без проблем за неделю тоже не обходилось. Драки на площадке в отсутствие Парката, шумные споры, обычно предшествующие первым и, конечно же, глупые шуточки вроде клопа на подушке или промасленной рукояти тренировочного оружия. В Аздахаре, надо сказать, клопы гораздо крупнее привычных мне. Несколько раз надо мной даже сам Роктус пошутил, выскользнув из рук или исчезнув в ответственный момент. В ответ я пригрозил, что буду использовать тренировочное оружие, и тот, кажется, успокоился.

Как бы то ни было, работать с молодёжью мне нравилось. Пока им преподавали другие дисциплины вроде тактики, я сидел на задних местах маленького аналога Колизея и, в зависимости от громкости голоса говорящего мастера красной ленты, спал с разной степенью глубины. Возможно, он всё видел, но, глядя на цвет моей ленты, доставать не решался. Впрочем, в один прекрасный день, шестой, кажется, и он решил меня подколоть. Казалось бы, говорит и говорит, я мирно дрыхну, не храплю, никому не мешаю, и тут как хлопнет прямо над ухом. У меня аж зазвенело, а стул от наклона, грохнулся вместе с сидящим на нём мной на спинку. Зал взорвался хохотом, а я, туго понимая, что произошло, сначала встал в боевую стойку, готовясь к нападению, а после плюнул и пошёл на выход. Спать можно и в другом месте.

Чтобы безопаснее выходить в увольнительные в свои будущие выходные, я подыскал себе мантию с капюшоном, кои канохи за пределами забора носили. Но такие отлучки, как оказалось, редкость. В децину повезёт, как сказал мастер, если две такие получится. Дело в том, что Паркат, увидев однажды, как я машу клинком без посторонних глаз, попросил научить его. Не особенно веря в то, что тугое тело каноха способно сделать около половины того, что только что вытворял, я замедлился и показал Паркату пару движений. А он взял и повторил их, хотя напряжение в его взгляде читалось отчётливее обычного. Потом, когда он окончательно выбился из сил, мы долго обсуждали, как бы так переделать приём под него. К счастью, он оказался верен звоночку, призывающему всех на площадке к вечерней трапезе, гигиене и, наконец, ко сну.

Просыпался я рано, часов в шесть, а то и пять, по ощущениям. По канохскому времяисчислению, мой подъём происходил где-то к середине утра, если считать, что оно начинается с трёх часов от полуночи и заканчивается в девять. Горпас, которого я будил на пáру, каждый раз ворчал, хотя, казалось бы, у него даже на Пурпурном Крыле должно быть где-то на час больше.

Молодые явно оказались довольны изменённому распорядку и тоже стали выглядеть немного лучше. Более выспавшимися, что ли. И это несмотря на то, что в урочные часы я расслабиться почти не давал. Только некоторые хитрецы пытались как-то увильнуть от пробежек или разминки. Особо отпетым рецидивистам приходилось проводить утренние тренировки индивидуально, и на следующий день… нет, даже уже после обеда, завидев меня, они быстро находили себе занятие.

В самом конце первой недели на площадку пришло ещё четверо канохов, желающих здесь заниматься. Трое — вдохновившись рассказами о мастере Паркате, а четвёртый, что неожиданно, из-за меня.

— Это, конечно, приятно, — сказал я украдкой, когда мы с мастером белой ленты закрылись в командирском домике, чтобы заполнить бумаги на новоприбывших. — Но с чего такое внимание?

— Не знаю. — Канох только пожал плечами и помотал головой. — Твой первый ученик, гордиться можешь.

— Не первый, да и твои никуда не девались, — почти возмутился я. Мы с ним уже перешли на более свободное общение, но при посторонних я старался называть его уважительно. Канохский язык предусматривал такое обращение и в этом плане больше походил на русский.

* * *