Тряска по промежуточной разбитой тяжеловозами дороге, которую, судя по пригнанной технике, начали ремонтировать, заняла около двух часов. Даже мысленно высказывать водителю за его манеру вождения мне не хотелось, как и влезать к нему в мысли — прошлый опыт отучил накрепко. Жаль, что плеер, который я взял с собой и даже наушники к нему в этот самый момент абсолютно бесполезны, а то бы заткнул уши, и дорога пролетела бы куда быстрее. Вместо этого я магическим условием приглушил большую часть чувств и отсчитал примерное оставшееся время. Если что, даже от конечной мне не придётся идти слишком далеко.
На улице к вечеру похолодало. Моя ветровка в этот момент пришлась бы очень кстати, но она находилась через несколько минут пути к дачному участку, который я благополучно пропустил. Деревья громко шумели листвой, а кроме холода на улице появилась и сырость. Поняв, что дело пахнет проливным дождём, я решил ускориться, чтобы не попасть под него. Тучи, догоняющие меня, будто бы даже ускорились, и вскоре позади после короткого всполоха послышался гром.
К счастью, недавний перелом ноги никоим образом не сказывался на моей способности бегать. Разве что я всё ещё несколько осторожничал, боясь, что процесс зарастания ещё не завершён.
Вскоре дверь моего дачного дома от силы ветра захлопнулась, и сразу после этого громыхнуло снова. По оконному козырьку забарабанил усиливающийся дождь, а по деревьям, стоящим неподалёку, разнёсся громкий шум, состоящий из миллионов капель, разбивающихся о листья.
Такого электроника в моих карманах могла не пережить, так что я вздохнул с облегчением, подходя ближе к окну. Земля быстро темнела, намокая, ветер задул ещё сильнее, иногда даже перебивая собой дождь. Это завораживало, сочетание звуков капель, грома и вой ветра создавали красочную симфонию без единого повторения. Возник даже какой-то дикий восторг, от чего хотелось выскочить на улицу и побежать, лицом ловя большие капли и борясь с порывами ветра. Но сдерживало что-то первобытное сродни страху.
Немного погодя, я развёл огонь в камине и сел на кресло, наслаждаясь шумом снаружи. Больше каминные спички мне не понадобились, да и не нашёл я их на месте, а где другие, давно уже забыл. Их заменила магия, к тяжести использования которой я уже почти привык.
Задумчиво смотря на огонь, я размышлял. С одной стороны, взять хотя бы то, что показывал Тихонову, я там истратил две трети своего резерва, но с другой в этот самый момент не чувствовал такого уж большого энергетического голода. Иронично, потому что обычный голод сию же секунду напомнил о себе. Видимо, я как-то адаптировался и, возможно, теперь смогу сделать что-то бóльшее, чем одна единственная голограмма Капли.
Уже у плиты, на которую поставил вариться гречку, я поднял руку ладонью вверх, закрыл глаза и сосредоточился. Через веки пробилось немного света, и в воздухе повисла «Капля». А вот интересно, могу ли я изменять её? Или голограмма статична? Подумав, что кинжал может принять немного другую форму, я снова сосредоточился, но на этот раз глаза не закрыл. Кинжал изменил свою форму и стал миниатюрным загнутым мечом без гарды и с непропорциональной рукоятью.
«Допустим», — подумал я и как бы подкинул кинжал вверх, хотя на самом деле просто приподнял его чуть выше над рукой. Когда там стало достаточно места, я снова сосредоточился и сделал вторую копию Капли, неотличимую от оригинала. Потом ещё одну, и в какой-то момент я почувствовал обильный отток силы. Мне стало не по себе, копии начали пульсировать, но исчезать не спешили. Наоборот, на каждой такой появлялось слишком много деталей и цветов. Теперь я готов был поклясться, что если протяну руку хоть к одной из них, то непременно почувствую прикосновение к немного тёплому серебристому металлу. Вместе с этим всё остальное окружение будто бы пропало, стало чем-то далёким.
Ещё более неожиданным стал звяк, когда две копии как бы столкнулись друг с другом в воздухе. Звук пронёсся по комнате, из-за чего я даже обернулся. Руки, которые я уже тянул, чтобы тронуть лезвия, отпряли сами собой, а следом меня обдало жаром.
Несмотря на мой испуг, сами собой вокруг появлялись странные узоры, быстро сменяющие друг друга и не дающие рассмотреть их. Цвета вокруг смешались в однородную сероватую массу, из которой появилось множество невообразимых цветов. Их расцветки выходили за грань синего и красного — я натурально видел другие необъяснимые цвета, а внутри, меж тем, что-то дрожало. Даже дышать становилось сложнее.
Звуки тоже преобразились из звона металла они стали похожи на капли воды, падающие в пруд в глубине пещеры. Они смешались, превратились в вакханалию, в которой на грани слуха угадывались знакомые мне и совершенно неслыханные музыкальные инструменты, которые я не мог отнести ни к струнным, ни к духовым. Возможно, ни один даже самый хороший синтезатор не смог бы воспроизвести их в точности, как я только что услышал.