Имя его неизвестно

Он еще раз посмотрел на часы. Уже время слушать ответ командования.

– Орися! – обратился он к ней озабоченно. – Ты смотри вокруг и слушай внимательно, пока я буду работать.

– Буду смотреть и слушать…

– Если что-нибудь случится, переломи палку…

Орися отошла на бугорок и спряталась за дубом. Отсюда далеко видно, да и слышно лучше.

Вокруг пробуждалась, расцветала природа. Что-то новое как будто рождалось в душе девушки. Что?.. Может быть любовь, о которой Орися пака избегала думать. Как хорошо в лесу. Звонко щебечут птицы, ярко сияет солнце в чистом иебе! И сердце словно поет. Нет, Орися, гони от себя эти призрачные мысли. Тебе приказано слушать и смотреть. Среди этой роскошной природы ходит сама смерть. Смотри и слушай, а увидишь беду, переломи палку.

Она вздохнула так тихо и осторожно, будто боялась, что этот вздох услышат враги.

Гудели машины, скрипели возы на дороге. Вдалеке прогрохотало, словно там шумел дождь, и под громовые удары небо пересекли зарницы. Там фронт… Там готовится освобождение родной земли. Оттуда уже мчатся сигналы и к аппарату Василия. Наверно, радист, забыв обо всем на свете, погружен в передачу. Орися еще напряженней вслушалась. Ей казалось, что ома ясно различала, как копошились рядом муравьи и по дубовой коре ползли гусеницы. Но вот снова загудело на шляху, загремело на фронте.

– Орися!

Василий, положив в один мешок радиостанцию, в другой батареи, звал ее.

– Так скоро?

– Да, оттуда текст небольшой…

– Можно узнать, что там? Секрет, да?

– Да я еще сам не знаю, – ответил он. – Надо сначала расшифровать передачу. Если бы сразу можно было читать, тогда бы и враги знали!..

Орися взволнованно опросила:

– А если твою станцию, как это называется.. В школе я от физика слыхала это слово… Ну, – покраснела девушка, – если твою станцию засекут немцы…

– Запеленгуют? – переспросил Василий и усмехнулся. – Волков бояться – в лес не ходить. У меня же станция не горластая, тихая, маломощная. Таких, как она, сейчас в эфире работают сотни, на всех и пеленгов не хватит.

– Вот как? А я стояла в кустах и боялась. Вдруг, думаю, накроют снарядами, – призналась Орися.

– Нам больше надо спасаться пеленгов на земле – глаз и ушей гестапо и полиции.

Она видела, как у него дрожала рука с карандашом. Он производил какие-то подсчеты, комбинировал цифры, которые были нанесены на длинную бумажную ленту. Что же ему написали начальники? Она сама начала волноваться, точно это известие касалось ее лично.

Он поглядел на девушку расширенными глазами и едва усмехнулся.

– Что там, Василек? – тревожно выкрикнула Орися.

– М-мне верят! Верят! – воскликнул он.

– Тише… ти-ше, – предостерегающе подняла вверх руку Орися.

Василий решительно приблизился к Орисе, схватил ее за плечи, прижал к себе и начал осыпать поцелуями. Он припал к ее губам, как жаждущий человек припадает к источнику с чистой и свежей водой.

Она упиралась, отталкивала его, но успела только сказать: «Да что ты, одурел?..» и снова почувствовала на губах, на щеках его крепкие поцелуи. А потом сама обхватила его шею крепко, крепко и неумело поцеловала.

Сердца их бились взволнованно, сильно. Это биение словно услышал дятел на дубу и приостановил свою работу. Вот он повернул к ним свою головку и неутомимый клюв.

– Ну, чего ты смотришь, рябокрылый? – обратилась Орися к птице. – Отвернись. А то, видишь, краской залило все щеки!.. – а потом к Василию: – Говорят, в тихом омуте черти водятся. Ты так внезапно… Мне даже страшно, – промолвила она боязливо.

– Так я же люблю тебя. Понимаешь – люблю.

– Не верю… Это от радости, что поговорил со своими.

– Ты не веришь?.. Неужели я похож на человека, который может обмануть единственного оставшегося у него друга?

– Кто знает… Как будто и не можешь, – развела руками Орися, поправляя рассыпавшиеся волосы.

– А ты меня любишь?..

Время помчалось быстро-быстро.

Уставшая Орися заснула. А он, поддерживая ее руками, вглядывался в счастливое лицо девушки, на котором и во время сна застыла улыбка. Смотрел и прислушивался к тому, как гудело, гремело на фронте и расцветало вокруг в лесочке, как их любовь.

Под вечер Василий и Орися вышли на шлях. Они теперь направлялись на юго-запад, и солнце светило им в лицо.

Василий разулся, – идти дальше в разбитых башмаках было нестерпимо. Земля уже потеплела. Да и босоногий мешочник меньше привлечет к себе внимание немцев, проезжавших на машинах и мотоциклах.

Они нагнали трех женщин с котомками и разговорились с ними. Женщины были из Харькова. Почувствовав в Орисе и Василии своих, они рассказали, как там голодно; фашисты, разъяренные неудачами на фронте, совсем остервенели: ежедневно расстреливают и вешают на фонарях харьковчан.

– Выменяли что-нибудь? – спросил их Василий.

– Немного проса и мешочек кукурузных початков, – ответила женщина. – А вы?

– Возвращаемся ни с чем…

– А за плечами что у вас такое громоздкое?..

– Патефон… – безразличным тоном ответил Василий.

– Молодой такой, а с музыкой носится! – вмешалась другая. – Наши сыновья на фронте, а ты с патефоном…

– Да что вы налали на парня? – заступилась первая.