Мягкий солнечный свет через оконный проём осторожно проник внутрь квартиры, расположенной на втором этаже пятиэтажного дома. Его игривые лучики заискрились на осколках стекла от разбитых бутылок, которые повсюду валялись на потертом линолеуме. Рассыпавшись по закуткам старой хрущёвки, яркие солнечные зайчики разогнали последние клочья мрачной холодной ночи – день вступал в свои права. Под замызганным верблюжьим одеялом на старом, с заскорузлой кожей диване, ютились два маленьких человечка, они мирно спали. В углу заваленной всяким хламом комнаты, на корточках, зажав голову между колен, сидела молодая женщина. Она изредка вздрагивала, будто от удара электрошокера. За старыми с облупленной краской окнами на голых ветвях тополей сновали юркие воробушки. Они радовались ласковому осеннему утру и наперебой чирикали, спеша возвестить всему миру о рождении нового дня, но этому были рады не все. С большим трудом, превозмогая боль во всём теле, женщина, со стоном поднявшись с пола, поплелась в санузел. Холодные тонкие струи, вырвавшись из душевой воронки, падали на дно эмалированной, пожелтевшей от времени ванны, в которой валялись использованные медицинские шприцы. Опершись о стену дрожащей рукой, страдалица подставила голову под поток холодной воды и застыла в неестественной позе. Бодрящая влага постепенно возвращала рассудок. Отерев голову грязным махровым полотенцем, она взглянула на себя в небольшой осколок зеркала, стоящий на узкой пластмассовой полочке, небрежно прибитой к стене. Тёмно-синие круги под выцветшими глазами, опухшие растрескавшиеся губы, впалые щёки и коротко остриженные светлые волосы довершали портрет, схожий с узником «Бухенвальда». В усталом взгляде застыли боль и безразличие. Пройдя на кухню, она взяла со шкафа фанерную шкатулку, расписанную хохломой, и дрожащими руками вывернула на стол её содержимое. Во все стороны раскатились мелкие монеты – «Пожалуй, на эти деньги особо не разгуляешься». Засучив рукав вытянувшегося от частых стирок пуловера, и ,взглянув на исколотую иглой левую руку, она в отчаянии выдавила сквозь стиснутые зубы: «Да когда же всё это закончится?»
Через минуту она уже стояла на лестничной клетке, нажав на кнопку звонка соседской квартиры. Обитая чёрным дерматином, дверь бесшумно отворилась: – Ну, что ты, Настя, ни свет, ни заря звонишь, опять за деньгами пришла? Не дам я тебе больше ни копейки, у меня осталось лишь за коммуналку заплатить, да на хлеб, – старушка хотела было затворить дверь, но девушка успела мимо неё проскользнуть в квартиру: – Бабушка Катя, дай я хоть позвоню с твоего телефона.
Не дожидаясь ответа, сняв с аппарата трубку, она судорожно начала крутить диск номеронабирателя…
Громкий, будоражащий нервы трезвон раздался в прихожей в тот самый момент, когда Виктория Ивановна снимала свистящий чайник с газовой плиты.
– Кто там спозаранку, да ещё в выходной? – бормоча себе под нос, женщина быстрым шагом направилась в прихожую, чтобы поскорее снять трубку с аппарата.
– Позовите Гургена Акоповича, это я – Настя, – услышала она в трубке.
– Что там такое случилось срочное, что ты в такую рань не даёшь покоя порядочным людям?
– Скажите Гургену Акоповичу – я согласна.
– Кто там, Котик? – в дверном проёме в синем махровом халате (явно привезённом из Турции) обозначился хозяин квартиры. Это был худощавый, среднего роста армянин с ярко выраженными кавказскими чертами лица. Виктория – полноватая, невысокого роста блондинка, с достойными женскими формами, прижав к бедру микрофон телефонной трубки, умилённо проворковала: «Эта наркоманка приняла наше предложение!» Зажмурив от удовольствия глаза, мужчина на мгновение погрузился в сладостные мечты. Наконец-то задуманное им мероприятие начинает реализовываться, и он на мгновение представил себя на кожаном сиденье чёрного «Мерседеса».
«Ну, что же? Птичка в клетке, осталось захлопнуть дверцу», – радостно потирая ладони, ликовал Гурген Акопович. Возбуждённый «хорошим» известием, он взял из рук жены трубку: «Да, Настя, это я. Хорошо, через час мы будем у тебя…»
Настя стояла посреди комнаты, с обеих сторон к её ногам прижались четырёхлетние двойняшки Полина и Максим. Малыши чувствовали, что сейчас происходит что-то нехорошее, и защитить их семейство некому. Отец у них умер от передозировки, когда им было полтора годика, они его и не помнили. Опустошённый взгляд хозяйки квартиры (теперь уже бывшей) сверлил старый с расхлябанными дверцами сервант. Всё её детство прошло в этих стенах. В этих стенах она потеряла свою горячо любимую мать и здесь же сама стала матерью. Сильная головная боль не давала ей сосредоточиться, она не до конца осознавала суть происходящего. Все мысли целиком были заняты думкой о скорейшем приобретении наркотиков…
– Ну, вот и всё – сделка состоялась, – с трудом сдерживая радостную улыбку, нечистый на руку риэлтор взял из рук Насти подписанные документы и ручку «PARKER» с золотым пером.
– Вот – здесь пятьдесят тысяч, держи.
– Акопович, это же грабёж, накинь ещё хоть десятку.