В другом стихотворении Антокольский отметил: «
«Мнимость руки» – символ человека, который может обмануть.
Интерес Антокольского к символике Цветаевой не случаен. Символика была родственна его мировосприятию. Потому и возникло в 1917 году их с Мариной Ивановной «поэтическое братство». Ещё в те же годы он увлекался стихами Блока, признанного символиста, называл себя его последователем, признавался, что его первые стихи – сплошное подражание Блоку. Тоже ведь не случайность.
Осмысливая свой путь в поэзии, Антокольский записал в дневнике 24 декабря 1964 года: «Мои стихи конца двадцатых годов, которые я сейчас понемногу восстанавливаю, сильные и сплошь нецензурные – как тогда, так и теперь. Это значит, что я начинал дорогу, которую вынужден был не продолжать». И он ушёл – ушёл туда, куда вели его обстоятельства жизни – в реализм. И нельзя сказать, что это был творческий тупик. Ведь две наиболее зрелые и сильные его поэмы – «Сын» и «В переулке за Арбатом» – написаны в реалистическом ключе. Но Антокольскому всегда было тесно в рамках реализма. А в шестидесятых стало ещё и скучно. И он начал перерабатывать и публиковать свои ранние стихи, но осторожно, потому что всегда помнил 1949 год – кампанию, обвинявшую его в космополитизме, формализме, эстетизме и прочих измах, о которых сегодня вспоминать противно62
.Судя по всему, интерес Антокольского к символизму никогда не угасал, хотя временами могло показаться, что он отошёл от него совсем. И сам он так думал. Но анализируя, как он работал с поэзией Цветаевой, убеждаешься в обратном.
Однако самое, пожалуй, интересное связано с циклом стихов под названием «Провода». Этот цикл надолго приковал к себе внимание Павла Григорьевича. Цветаева воспевает телеграфный столб, «чувств непреложный передатчик». Он могуществен и проносит в стальных проводах то, чего «
Антокольский был поражён новизной образа – позднее мы не раз встретим упоминания электротока как метафоры в его произведениях: это и «Электрическая стереорама»65
, это и целый сборник под названием «Высокое напряжение»66, это и публицистическая статья «Перевод – служба связи»67. У Антокольского сравнение себя и поэзии с электрической энергией не такое как у Цветаевой, но образ, несомненно, тот же. Оказалось, что любимое Антокольским «четвёртое измерение», как символ чего-то таинственного и непостижимого, у Цветаевой тоже встречается, хотя и несколько в ином значении. Похоже, «четвёртое измерение» заимствовано им у Марины Ивановны.Самое поразительное, что в одном из стихотворений цикла фигурируют слова и выражения, принятые в современной математике, особенно в той её части, которая стремительно развивалась именно в конце XIX – начале XX века.
Это сердце моё, искрою
Магнетической – рвёт метр.
– «Метр и меру?» Но четвёртое
Измерение мстит! – Мчись
Над метрическими – мёртвыми –
Лжесвидетельствами – свист!68