Имя игры - смерть

Занавес, закрывающий вход в подковообразный бар, с шуршанием раздвинулся, и вошла необычайно высокого роста женщина. Мне показалось, что пол за стойкой приподнят. В — ней не меньше шести футов, подумал я, глядя на джинсы, плотно облегающие ее крутые бедра, и кожаную рубашку без рукавов. Бицепсы ее казались внушительнее моих, но кожа была нежной, как у ребенка, волосы пышные, ярко-рыжие и широкий чувственный рот.

— Что будем пить, приятель? — спросила она глубоким контральто.

— Вас зовут Хейзел? — спросил я. Она утвердительно кивнула.

— Я — Чет Арнольд. Меня прислал сюда Джед Реймонд. Налейте мне бурбона с содовой. Если у вас есть «Джим Бим».

По ее лицу промелькнула быстрая приятная улыбка.

— Джед — хороший мальчик.

Она повернулась к стоящим позади рядам бутылок, а я с удовольствием следил за игрой мышц на ее обнаженных руках. Ни унции жира — за исключением тех мест, где это необходимо женской фигуре. Хейзел была самой привлекательной из всех крупных женщин, которые мне встречались.

Поставив передо мной стакан виски, она внимательно посмотрела на меня.

— Вы у нас надолго думаете остаться?

— Это зависит от многих обстоятельств, — ответил я. — Видите ли, я ведь зарабатываю на жизнь, как Тарзан — только инструментов у меня больше. — Она посмотрела на меня вопросительным взглядом. — Лазаю по деревьям с топором и пилой за поясом, — пояснил я.

Наклонив слегка голову, сложив свои сильные руки под пышной, великолепно очерченной грудью, она смотрела на меня.

— На садовника вы не очень похожи, — заметила она. Еще ни один рентгеновский аппарат не проникал в меня так глубоко, как взгляд этой женщины.

Я перешел в наступление.

— Вы родом не с ранчо, где-то недалеко от Кингмена, Хейзел?

А вы проницательны, приятель. — В ее глубоком голосе прозвучали приветливые нотки. — Только из Аризоны, а из Невады. Родилась в Мак-Гилле, это к северу от Эли. Иногда меня охватывает такая тоска по скалам и утесам моего детства, что я готова плакать подобно только что родившемуся теленку.

— Но ведь самолеты все еще летают, — напомнил я.

— Я привязана к этому проклятому заведению. Она покачала своей красивой головой. — Когда становится уж совсем тоскливо, я выпиваю пятизвёздную бутылку бренди и старалось забыть обо всем. Что будете есть?

— Джед сказал, что у вас прекрасные бифштексы.

— И он совершенно прав. Берите свой стакан и отправляйтесь вон за тот столик. — Хейзел показала в угол зала. — А я приготовлю бифштекс.

— Я люблю не слишком прожаренный.

Через двадцать минут передо мной стоял бифштекс с горой жареной картошки и кучей помидоров. Я взял вилку и в течение пятнадцати минут не отрывался от тарелки. Это был действительно огромный бифштекс.

Когда Хейзел снова подошла к моему столику, я уже кончил есть и передо мной стояла пустая тарелка.

— Что еще? Яблочный пирог? Кофе? — спросила она.

Я потрогал ремень, натянувшийся у меня на, животе.

— В следующий раз.

Она посмотрела в сторону бара. Там все было тихо. Я перевел взгляд на ее ноги. Хейзел была в ковбойских сапогах из кожи ручной выделки, украшенных серебряными бляшками. Такие сапоги стоят недешево. По-видимому, «Дикси пиг» не угрожало банкротство.

Хейзел села за стол напротив меня и оперлась подбородком о ладонь. Ее пристальный взгляд проникал, казалось, до самого моего позвоночника.

— Вас выдают глаза, — сказала она. — Чем вы действительно занимаетесь, Чет?

Я достал сигареты, предложил ей и закурил сам.

— Неужели отец учил вас задавать подобные вопросы, Хейзел?

— Он всегда доверял мне, — ответила она, — и рассказывал обо всем, что мне хотелось знать. Итак, чем?

— Время от времени я делаю ставки — и часто выигрываю, — я решил пойти ей навстречу.

— Вот это ближе к правде, — удовлетворенно кивнула она. — На человека, зарабатывающего на жизнь физическим трудом, вы не похожи, приятель. Значит, делаете ставки. На что? На лошадей?

— Да, — согласился я.

— Неужели? — Она выпрямилась с такой быстротой, будто через стул, на котором она сидела, пропустили электрический ток. — Вы помните Утреннюю Звезду? На моих глазах она пробежала пять с половиной фарлонгов меньше, чем за…

Мы стали вспоминать прошлое.

Действительно, тесен мир. Первым мужем Хейзел был Чарли Эндрюз, знаменитый игрок, завсегдатай всех ипподромов страны. Мне не довелось с ним встречаться, но был он, однако, другом моего приятеля, который, к сожалению, встал на пути летящей пули. Я решил не говорить Хейзел об этом.

Через пять минут мы выяснили, что одновременно были в Луисвилле на дерби и в Балтиморе на розыгрыше Гран-при несколько лет назад, хотя никак не могли решить, в каком году.

— Нет, я точно помню год, — настаивала Хейзел. — Тогда я впервые начала посещать ипподромы, Мне было тогда семнадцать.

— Значит, сейчас тебе…

— Не увлекайся арифметикой, наездник.

— …меньше, чем мне, — закончил я.

Она сидела и вспоминала прошлое.