Фридрих лениво распахнул папку и наугад вытащил один из листков.
"...одна из наиболее мрачных фигур, входящих в Золотую манипулу, это, конечно, Дитрих. И не только потому, что отличается болезненным пристрастием к черному цвету, а и потому, что является непосредственным экзекутором. И как любой исполнитель, в отличии от людей Благословляющих, особенно бросающийся в глаза своими деяниями. Человек, выходящий на сцену, когда обычная политика информационной блокады оказывается неэффективной. Человек, который нейтрализует нежелательный источник возмущений. Черный Дитрих..."
- Интересно, - Фридрих пожевал бесцветными губами и вложил листок обратно в папку, машинально поправив черный блестящий галстук. - Досье собираешь?
- Дурак! - резко сказал Айвен, - это мне принесли в редакцию два дня назад. Да ты полистай, полистай...
"...отдельного внимания заслуживает процедура "Проклятия", своими корнями уходящая то ли в заседание закрытого клуба, то ли в светские беседы о ремесле, во время дружеского ужина.
Пройдя через пик своего извращенного развития, когда во время дикой оргии образчик, вызвавший особое раздражение, предавался огню, процедура Проклятия превратилась в особо изощренный ритуал, когда к изысканно сервированному столу подают не только деликатесы, но и идеи, а иногда возможно... и самого автора..."
Фридрих осторожно закрыл папку. Глаза его превратились в узенькие щелки, и он едва уловимым движением провел бледно-розовым языком по бесцветным губам:
- Кто?
Айвен покачал головой:
- Я его не знаю. Он первый раз всплыл на моем горизонте.
- Это невозможно, - свистящим шепотом просипел Фридрих, - тогда он подставное лицо, и ты должен сам понимать, что за ним стоит кто-либо из наших. А это тоже невозможно! С другой стороны: не смотря на некоторую абсурдность отдельных высказываний... Но ты ведь его видел?! Как минимум дважды!!!
- Да. Но, - Айвен покачал головой, - если бы я его встретил снова, то в толпе - не узнал.
- Он собирается тебя навестить?
- Да. Через два дня.
- Хорошо, - криво ухмыльнулся Фридрих, - это я беру на себя. Но до этого необходимо собрать наших на какую-нибудь неофициальную вечеринку. Я постараюсь осторожно прозондировать почву.
- Только без этих твоих штучек, - брезгливо поморщился Айвен, все-таки это не... какие-нибудь... посторонние.
- Не беспокойся, все будет тихо-скромно... по семейному. - Фридрих вновь провел кончиком бледного языка по едва заметной блеклой полоске губ. - И все же интересно, какая падла умудрилась пустить шорох?!
- Фридрих! Сколько можно повторять, - опять брезгливо поморщился Айвен, - неужели всего богатства языка...
- Ладно-ладно, - хмыкнул Фридрих, - "мы авангард культуры", "писатель живет во имя читателей", "писатель - честь, ум и совесть нашей эпохи"...
- Ты напрасно иронизируешь, - раздраженно буркнул Айвен, - но хоть слова ты мог бы подбирать менее вульгарные.
"...клановость такой организации как Золотая манипула привела к тому, что легионеры культивируемую лексику возвели в ранг святыни, превратив официально используемый язык в мертвое наречие, почти не имеющее связи с живым языком.
Отступление от догматических норм неофициально стало считаться святотатством, а официально было объявлено несуществующим.
Но насилие над формой было еще не вершиной власти легионеров. Вслед за формой пришел черед содержанию. Контроль и всеобщая стандартизация... Власть над мыслью. Абсолютная власть Власть доведенная до абсурда... Власть абсурда..."
- Ублюдок! - прошептал Айвен побелевшими губами, глядя вслед удаляющемуся разболтанной походкой Фридриху. И совершенно не понятно было к кому относиться столь емкая характеристика, то ли к автору "Золотой манипулы", то ли к собрату... легионеру.
На следующий вечер в банкетном зале ресторана "Орфей" на дружеский фуршет собрались, накануне извещенные Айвеном, главы различных курируемых областей Аппарата Информационного Управления.
Двенадцать человек, по традиции носящих звание Главного Редактора, и семеро приглашенных из ближайших сподвижников, а так же некоторое количество дам, к Аппарату Информационного Управления отношение имевших весьма косвенное.
Айвен брезгливо морщась окинул холодным взглядом банкетный зал и фланирующую вдоль стола публику. Вот стоит мрачно уставившись в полупустой бокал писатель Глоссер - официальный апологет Языка. Любая опубликованная им фраза тот час тиражируется услужливыми подмастерьями - навязчиво вбивается в общественное сознание как Объективная Закономерность. Тем более, что рядом стоящий с ним желчно ухмыляющийся лысый мужчина - критик Зурих - зорко следит за неукоснительным соблюдением Объективной Закономерности, предавая анафеме всякого рискнувшего хотя бы лишь усомниться...