Они познакомились еще во время учебы в Ленинграде, правда, Волчек шел тремя курсами раньше. В своих воспоминаниях, озаглавленных как «Эпизод военных лет с продолжением», Виктор Матвеевич пишет, что дивизию, в которой он воевал под Сталинградом, в самом конце 1942 г. передислоцировали в Челябинск для пополнения. Ему представилась возможность «отдохнуть душой и телом». И однажды на концерте Ленинградского симфонического оркестра он услышал «хрипло-клокочущий звук», которым был сформулирован вопрос: «Витька! Это ты?». Волчек обернулся: «На меня глядело лицо, сильно напоминающее моего друга по учебе в Ленинградской Аадемии художеств. Но тот был атлетического телосложения с постоянным румянцем на лице. Сейчас же на меня смотрел человек, бледный до желтизны, с изможденным лицом. Видя мое изумление, сидящий сзади, прохрипел: «Это я, Заборский!». Сидящие рядом зашикали. Мы вышли в фойе, где дали волю нахлынувшим на нас чувствам. Расцеловались и долго сжимали в объятиях друг друга. Успокоившись, но продолжая недоумевать, я внимательно рассматривал изменившегося друга. Он был в обмундировании самой низкой категории «б/у», от многочисленных стирок потерявшем первозданный цвет «хаки».
– Жора, откуда ты? Что с тобой случилось? Что ты делаешь здесь, в Челябинске?..
Я смотрел в его помутневшие, выцвевшие, когда-то васильковые глаза, и мне стало страшно. Дошел! Как свирепо обошлась с ним военная судьба!…Превратила геркулеса в почти сгорбившегося старика…».
Вот тогда у Волчека и мелькнула мысль, что его давний товарищ несколько тронулся умом. Он, оказывается, приехал из Троицка в Челябинск искать соответствующие материалы, поскольку создавал проект монумента, который после победы должен быть установлен в Минске. О каком монументе победы можно думать, если враг еще силен, если «после позорного разгрома под Сталинградом он окончательно может озвереть», удивлялся Волчек, но тогда про себя решил, что ватман товарищу все-таки надо найти. Потому «на следующий день я вручил ему пять листов бумаги. Мы расстались. Он – в госпиталь, я вновь на фронт».
Слава Богу, Волчек ошибся. С физическим здоровьем дела у его друга улучшались. Потянуло к работе. Впоследствии сам Георгий Владимирович, любивший образные выражения, однажды сказал, вспоминая те дни, что как только у него более-менее нормально заработала правая рука, он вспомнил фразу Сталина «наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами» и решил взяться за проект будущего. С рассудком, несмотря на опасения Волчека, у него все было в порядке. У Заборского появилась связь с Союзом советских архитекторов Белоруссии, руководство которого размещалось в Москве и, надо отдать ему должное, тоже не сидело, сложа руки, в ожидании разгрома гитлеровцев. Теперь точно известно, что тот контакт ему помог установить скульптор Заир Азгур, с которым Георгий Владимирович был знаком еще по Академии художеств. Правда, невозможно сказать, как он вышел на связь с Азгуром, но в Белорусском государственном архиве научно-технической документации сохранилось первое письмо, которое Заборский написал Заиру Исааковичу 11 июля 1942 г. из Троицка. Это был крик радости: