– Значит, она добровольно решила поставить крест на своей карьере. Она не сможет сразу стать в Москве хорошим следователем, здесь для нее все чужое, чужие люди вокруг, чужие интриги, в которые она начнет все время вляпываться и тратить время и нервы на то, чтобы из них вылезти. Профессионально она сразу спустится на несколько ступенек вниз, и еще неизвестно, через сколько лет ей удастся все это наверстать. И ради чего? Ради Стасова? Асенька, я прекрасно отношусь к нему, но я не поощряю мужчин, которые пытаются навязать своим женам собственное представление о том, как нужно жить и организовывать быт. Поэтому при всей моей любви к нашему другу Стасову я считаю, что он поступает неправильно, заставляя Таню переезжать. Разве ей плохо в Питере? И разве ей будет лучше здесь, где она никого не знает? Если уж он так страдает без нее и хочет видеть ее каждый день, пусть собирает вещички и уматывает на берега Невы. Если он не может без нее жить, то пусть он и испытывает неудобства, связанные с отрывом от дочери, матери, друзей, привычного жилья и интересной работы. Он, а не она, понимаешь? Нельзя решать собственные проблемы за счет других людей.
Настя удрученно молчала. Леша прав и не прав одновременно. Интересно, как бы ей понравилось, если бы он попытался заставить ее переехать к нему в Жуковский и оттуда мотаться на Петровку каждый день. Если бы он начал устраивать ей сцены из-за отсутствия детей или из-за того, что она не занимается домашним хозяйством. Нет, ей бы это категорически не понравилось, но Леша и не стал бы этого делать. Он, как и она сама, приверженец четко сформулированного принципа: не пытайся менять людей и делать их такими, какими они тебе понравятся; либо принимай их такими, какие они есть, и люби такими, либо не люби их совсем, тебя никто не заставляет. Любить человека или не любить – это твоя проблема и твой выбор, и не пытайся облегчить его за счет другого.
Настя с такой постановкой вопроса была полностью согласна. Но в то же время это правило, существовавшее для нее самой и ее мужа, вовсе не было обязательным для Стасова и Татьяны. Они – другие, у них другие внутренние правила и принципы. Стасов считает возможным настаивать на том, чтобы Татьяна переехала. Лешка никогда бы этого не сделал, но он – Чистяков. А Стасов – это Стасов. И нельзя требовать от него, чтобы все его поступки отвечали твоим личным стандартам.
– Не злись, Леша, – примирительно сказала Настя. – Может быть, ты и осуждаешь Владика, но он так искренне радуется, что просто нельзя не радоваться вместе с ним. И надень на себя что-нибудь, пожалуйста, ты замерзнешь.
Алексей, однако, ничуть не злился.
Убийство Елены Шкарбуль и ее мужа по всем статьям тянуло на корыстное, совершенное с целью ограбления. Приехавшая на место преступления бригада обнаружила в квартире полный беспорядок. Вещи разбросаны, валяются на полу, дверцы шкафов открыты, встроенный в стену сейф тоже открыт. Беда была, однако, в том, что никто не мог сказать, какие ценности похищены.
Главным источником информации был, конечно же, сын Елены Шкарбуль Виталий.
– Я не знаю, что хранилось в сейфе, – говорил он. – Отец не разрешал мне туда заглядывать. И вообще, сейф был в родительской спальне.
– Ну хорошо, вы не знали точно, что именно там лежит, но, может быть, у вас есть предположения? Что там хранилось? Деньги? Ценности? Ювелирные изделия?
Следователь Гмыря был терпелив и никуда не торопился. Он, в отличие от многих своих коллег, не любил, когда у него подследственные сидели под арестом месяцами, и в этих случаях обычно спешил закончить дело. Но коль никто не арестован и даже реальных подозреваемых нет, то можно колесницу не гнать.
– Честное слово, я не знаю. Но я не думаю, что там были деньги. Мама с папой всегда очень боялись пожара или кражи и, сколько я себя помню, деньги держали в сбербанке.
Это было похоже на правду. При обыске обнаружили сберкнижки на разные виды вкладов, общая сумма получалась солидной.
– А украшения из драгоценных металлов? Могли они лежать в сейфе?
– Не знаю. Какие украшения? Все, что у мамы было, она носила. Она очень любила надевать золотые вещи. Никаких других украшений я у нее не видел.
То, что «мама носила», лежало, по словам Виталия, на туалетном столике в спальне, в специальной красивой шкатулочке. Все это исчезло и было со слов того же Виталия тщательно перечислено в протоколе. Кроме того, были опрошены знакомые семьи, бывавшие в доме у Шкарбулей, и в опись похищенных украшений Елены были внесены уточнения и дополнения. Разумеется, трудно ожидать от двадцатичетырехлетнего молодого человека, что он точно вспомнит, сколько лепестков было на цветке-кулоне или сколько камней в перстне и какой модели была толстая цепь, которую Елена носила на шее, Картье или Шанель.