Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой

‹…› Сейчас Семен перепечатывает для «Воскресенья» три моих новых триптиха. Глядишь – соберется целая книжка триптихов, учитывая и напечатанные в книге. Папа, когда мы ждали твоего телефона, на что-то мной сказанное о Тарковском, сказал: «А между прочим, разве у Тарковского есть стихи о любви? Нет. А вот у меня, – при этом папа развел руками и причмокнул, – есть “Повесть о моей музе” и другие. А разве кто-нибудь писал об отце?» Робко говорю: «Айзенштадт»[108]. Опять тот же жест руками и причмок: «Это он у меня научился», и тут продолжил: «А разве есть такой христианский поэт, как я? Даже Дудко[109] говорил, что такого христианина в поэзии нашей не было. А я единственный религиозный поэт!» – причмок, руки разводятся: «Вот так».

И сейчас я могу сказать, разводя руки и причмокивая: ни у кого нет книги триптихов, а у меня есть, – причмок, руки вот так! ‹…›

69. Е. Макарова – И. Лиснянской 26 января 1992

26.1.1992

Мамулечка, привет! Похоже, я не приеду, жаль. Где-то, видно, застряли мои бумаги или еще что. Честно говоря, может это и к лучшему. Опять бы вы все волновались.

Все здесь спокойно. У вас – страшно, так отсюда видится. Приехали бы лучше сюда, от греха подальше, и к своим – поближе.

Мне очень тебя не хватает.

Прочла твои стихи в «Горизонте», спасибо Сереже Тартаковскому[110], он прислал. Некоторые я знала, некоторые прочла здесь. Очень хорошо, но так грустно!

Все проекты провалились по очереди. Выставка детей – сначала, резоны – слишком дидактично, смешно даже обсуждать всерьез эту мотивировку. Потом еще что-то, я уже не помню, а с деньгами на выпуск книги – ввели какие-то еще правила, а я было намылилась собирать сборник. Но это еще, может, и не окончательно. С Арадом[111] встреча не состоялась пока, то погода на него влияет, то простужен. Словом, такая полоса.

В результате образовалось настоящее время, с далекими будущими перспективами. Я села писать что-нибудь протяженное, пока это в форме или пьесы, или сценария. Главные герои – Фридл, Вилли, а остальные вымышленные, многие – персонажи ее картин, также участвуют ее пейзажи в виде «пространства действия» и пр. Времена – равные. ‹…›

Небольшую повесть, которую я написала после Москвы, «Обсешн», что значит «Идея фикс» или «Идея-наваждение», – я давала почитать Серманам, они пришли в восторг. Но пока я не собираюсь ее печатать. Серманы посоветовали послать во «Время и Мы», там платят, но я не раскачалась. Как-то нет у меня в заводе продавать вещи, а надо научиться. Клавдия[112] получила мои две тысячи долларов за книгу, она выйдет летом. Клавдия считает, что успех обеспечен, что она продаст эту книгу в разных странах, а сама сядет за следующую, израильскую. ‹…› Вчера я читала лекцию для советских, которые здесь изучают иврит, чтобы преподавать его потом по стране. Когда я спросила их про Терезин, что они знают об этом лагере, то они ответили, что знают про Фридл и детские рисунки. Мне это было приятно. А одна девушка спросила, та ли я Лена Макарова, которая написала «Переполненные дни»? Была восхищена, что – та. Она сказала, что они (кто они?) зачитывались этой книгой. Она – из Воронежа. Так что, как ты понимаешь, я пришла домой весьма довольная, как лекцией, так и своей известностью. Иногда действительно приятно бывает узнать, что где-то бродят твои книги и Фридл.

Получили японский фильм. Совсем не то, что я ожидала увидеть. И дело не в том, что в фильме меня показывают несколько секунд, а в том, что он вышел таким нормальным европейским просветительским фильмом для масс, это обидно, все мои усилия были направлены против этого. Видно, массовая культура сильней всяких утонченных видений. Но я не безумно огорчилась. Если они не уничтожили те 24 часа отснятых, можно будет что-то еще сделать, я напишу им.

Дети хорошо. Федя переводит на русский французский фильм про катастрофу для кибуца «Борцы Гетто». Зарабатывает. Манька изо всех сил рисует, написала пять стихотворений на иврите. Здорово, что у нее прекрасный русский и она свободно говорит, читает и думает, наверное, на иврите. Забавно, что даже со своими подружками, Лизой и Аней, она по телефону говорит то по-русски, то на иврите и русский не коверкает вставлением в него ивритских слов.

‹…› Пьесу вчерне дописала. Сяду за нее снова, пусть пройдет время. Эта зима оказалась очень сложной, очень какой-то нескладной, каша во всем, и в работе, и в жизни.

Слышала о тебе передачу Татьяны Бек, неглупо, и очень приятно общаться с тобой таким странным образом.

70. И. Лиснянская – Е. Макаровой Февраль 1992

Доченька! Милая моя! Солнышко мое! Надеюсь, что ты все-таки помогла выглянуть солнцу над заснеженным Иерусалимом. Мне же ты так помогаешь жить – каждое письмо от тебя – торжественное событие, хотя часто и горькое. Спасибо тебе и за деньги, и за лекарство. ‹…›