Имя России: Сталин

Пётр Капица пробыл в Кембридже у Резерфорда тринадцать лет. В 1934 году ему намекнули из дому «пора бы и честь знать». Отдадим Капице должное — он вернулся в СССР и сразу же стал крупной фигурой в теоретической и прикладной физике, директором Института физических проблем Академии наук.

Вот как писал он Сталину и Молотову о проблемах с материальной базой этих проблем: «Какое же Вы правительство, если не можете заставить построить?»

Тираны такой запальчивости не прощают, а Сталин против такой критики не возражал, потому что за ней стояло не мелочное самолюбие позёра, не брюзжание завистника и не злорадство скрытого врага, а деловое желание увидеть поскорее построенными новые лаборатории, установки, цеха. Желание делать новую науку новой державы.

И во имя этой же цели Сталин умел видеть разницу между, скажем, Львом Давидовичем Троцким и Львом Давидовичем Ландау. Первый показывал кукиши Сталину, а внешний мир видел кукиши в сторону СССР.

И это было непрощаемо.

Второй держал фигу Сталину и Советской власти в кармане. Однако при этом в Харькове, в Украинском физико-техническом институте, основанном в 1928 году, он был занят хотя и особого рода, но тоже строительством. Строительством нового знания.

И этого оказывалось достаточно для того, чтобы враждебный социализму Ландау мог продолжать работать.

В 1932 году из Харькова на имя Сталина, Молотова и Орджоникидзе ушла телеграмма директора Украинского физико-технического института (УФТИ) Обреимова:

«10 октября научным сотрудникам УФТИ первыми в СССР и вторыми в мире удалось осуществить разрушение ядра лития путем бомбардировки ядрами водорода, ускоренными в разряженной трубке».

Да, мы были вторыми, но после кого? Первый ускоритель протонов в том же 1932 году построила страна Ньютона, Максвелла, Фарадея, Кельвина, Резерфорда! В Англии умели ценить труд учёного издавна. Однако ни англосаксы Черчилль и Рузвельт, ни — тем более — череда тогдашних французских и германских парламентских политиканов не шли ни в какое сравнение со Сталиным в уровне осознания перспектив научного знания и его будущего места в прогрессе общества.

Политический лидер, он имел здесь точность взгляда организатора науки, соединённого с расчётом умного промышленного воротилы, знающего, что вложенное в науку всегда окупится с лихвой. Собственно, по хозяйскому и глубокому отношению к науке Иосифа Сталина нельзя сравнить ни с одной другой исторической фигурой в мировой истории, кроме Петра Великого и, естественно, Ленина.

Но Пётр жил во времена, когда Россия вынуждена была пользоваться плодами чужого научного поиска… Петру приходилось заботиться не столько о науке, сколько об элементарном образовании.

Ленин, сам обладая качествами блестящего учёного, успел лишь наметить подходы Советской России к науке.

А Сталин повседневно эти подходы конкретизировал, расширял и углублял, реально создавая научно-техническую базу строительства социализма.

Гедиминовичи-Голицыны «строили» в это время пирамиды из стульев…

Троцкий строил планы свержения Сталина…

Сталин и СССР Сталина просто строили.

Недаром Горький создал журнал с названием «СССР на стройке», где в редакционной статье первого номера заявлялось:

«Чтобы лишить наших врагов внутри и вне Советского Союза возможности искажать и порочить показания слов и цифр, мы решили обратиться к работе солнца — к фотографии. Солнце не обвинишь в искажениях, солнце освещает то, что есть, так, как оно есть…»

Но как вне СССР, так и в самом СССР было немало тех, кто не мог согласиться с местом под солнцем для первой державы, создаваемой не «героями», а народом. А точнее — создаваемой самым выдающимся в мировой истории строителем великой державы Сталиным, величие которого заключалось также и в том, что он прекрасно понимал: герой может иметь успех, лишь опираясь на лучшие силы народа и служа ему.

Могли ли согласиться с таким взглядом те, кто привык опираться лишь на собственный интерес или на интерес своих хозяев?

Нет, конечно.

А могли ли они не противодействовать Сталину?

Тоже, конечно, — нет.

Они, как читатель вскоре увидит, и противодействовали.

ОКТЯБРЬ 1917 года в России был вполне логичен, хотя он вряд ли стал бы возможен без энергии и напора Ленина, — он один не только обладал идеальным пониманием исторического момента, но и был

непререкаемым авторитетом для революционных масс, для партии большевиков и для руководства партии.

Но Октябрь был всё же логичен уже потому, что лишь большевики-ленинцы неуклонно усиливали своё положение в сознательных массах! Манек и Ванек можно было обмануть, но Иваны да Марьи всё уверенней шли за большевиками. К осени 1917 года на всех выборах в Петрограде и Москве большевики ещё при Временном правительстве получали не менее половины голосов, а среди гарнизонов — и более двух третей!