Имя России: Сталин

Более того! Возник новый их тип — деятельный, ильфо-петровский инженер Талмудовский в поисках лучшего «оклада жалованья» забирался даже на строительство Туркестано-Сибирской магистрали и, отхватив очередные «подъёмные», тут же исчезал.

Менее известны его сельские «коллеги», описанные прекрасным советским литератором Валентином Овечкиным в очерке «Без роду, без племени». В конце тридцатых Овечкин писал:

«Непоседливых искателей богатого трудодня называют в станицах «колхозники до первого градобоя». Есть люди, сделавшие пе-

реезды с места на место, из колхоза в колхоз, своего рода профессией, доходной и не особенно трудной, если не считать дорожных неудобств…»

Да, тут и впрямь было бы нелишним подумать о принуждении к труду. Вот география «путешествий» только одного, описанного Овечкиным, «талмудовского от сохи»: Забайкалье, Сибирь, Кубань, Башкирия, Казахстан, Дон…

Одновременно возникало, впрочем, и массовое новое отношение к труду и к своей стране. Уже осенью 1930 года только в Ленинграде двести тысяч инженеров, техников и квалифицированных рабочих обязались…

Читатель, я обращаю твоё особое внимание на то, что они всего лишь обязались не покидать свои предприятия до конца первой пятилетки\ На Украине такие же обязательства по «самозакреплению» принял на себя каждый… третий металлист.

Всего лишь один из трёх.

А что остальные два?

А они предпочитали высматривать и выгадывать, куда отправиться на заработки: то ли в Днепропетровск, то ли в Днепродзержинск, то ли в Запорожье, то ли в Мариуполь… Опытных-то старых металлистов в первые годы индустриализации было не намного больше, чем новых заводов!

Искать «где лучше» человеку, хотя и не всякому, свойственно. Однако прошлая жизнь с её крепостным правом давала русским людям не очень-то много таких возможностей.

И не только русским. Нужда гнала за океан иммигрантов из Ирландии, из Италии, из австро-венгерской части Украины…

Тысячелетиями основными стимулами к труду для труженика были плеть, голод, та же нужда… Реже — жажда наживы, которую утолял один из сотни.

Теперь, впервые за всю историю человека, целая огромная страна, растянувшаяся на шестую часть мира, должна была найти новые регуляторы трудовых отношений взамен старых. В том числе — и совесть.

И раньше кадровый рабочий имел рабочую совесть, профессиональную гордость. Но польза от этого была не ему, а его хозяину. Теперь же надо было использовать эту совесть как чуть ли не плановый элемент экономики, улучшающий жизнь миллионов тем больше, чем более «совестливо», сознательно они работали.

В начале тридцатых годов весь Советский Союз исколесил английский промышленник Гартель. Вот его слова:

«Энтузиазм никогда не рождался из рабства. Если бы Советская Россия при осуществлении пятилетки зависела от принудительного труда, она распалась бы на следующий же день».

Прекрасно сказано! И — точно!

Не так ли?

Будущий премьер независимой Индии Джавахарлал Неру проехать по СССР тогда не мог. Он «путешествовал» тогда из одной индийской тюрьмы в другую. Но, сам отдавший себя делу народа, он и так хорошо понимал наши трудности и наши устремления.

9 июля 1933 года он писал дочери из очередной тюрьмы:

«В Советском Союзе действует принцип: «Кто не работает, тот не ест!» Но вдобавок к этому мотиву большевики привели в движение новый стимул к труду: работать ради общественного благосостояния. В прошлом этот стимул лежал в основе деятельности идеалистов и редких личностей, но общества в целом, усвоившего и реагировавшего на такое побуждение к деятельности, раньше не было.

Подлинной основой капитализма является конкуренция и личная выгода, получаемая всегда за счёт других. В Советском Союзе этот мотив личной выгоды уступил место социальному стимулу: рабочие в России, как сказал один американский писатель, учатся тому, что «от признания взаимной зависимости рождается независимость от нужды и страха»…»

Между прочим, Неру сумел увидеть на расстоянии и такую важную примету новой жизни в России:

«Избавление от ужасного страха перед нищетой и небезопасностью, повсюду довлеющего над массами, является великим достоянием. Говорят, что ликвидация этой угрозы почти полностью положила конец психическим заболеваниям в Советском Союзе».

Последнее было лишь желаемым, а не действительным, однако наличие таких слухов об СССР тридцатых годов, доходивших даже до Индии, говорит само за себя!

Честно посмотреть на новую Россию могли не только умный английский капиталист Гартель или борец против владычества Англии в Индии Неру, но и французский художник Альбер Маркё, один из выдающихся художников XX века.

Его городские и морские пейзажи редко и мало населены людьми, но почти на каждом из них есть не праздный наблюдатель, а труженик и его работа. Для Маркё труд — это необходимая часть природы, населённой человеком. Пожалуй, только один его младший современник — Георгий Нисский из Советской России — в полной мере обладал таким же умением наполнить пейзаж ощущением человеческого созидания даже без присутствия человека на полотне.