...Имя сей звезде Чернобыль

Он почему не ответил? Не патриот? Да нет, а потому что понимает: и в без того перераскаленном мире, опасно недоверяющем, станет еше опаснее, если и публицист, писатель заговорит языком жесткой военной «целесообразности». Уж и писатель!

Вопрос в сущности — о моральности или аморальности доктрины сдерживания, возмездия.

И это так. Если еще вчера речь действ/ительно/ шла о возмездии противнику, то при нынешних арсеналах и при нашем знании о более страшных, чем первоначальные, о вторичных последствиях — речь может идти только о добивании уцелевшей 1/10 живого (если и то останется!)…

…А вот случ/айность/ или компьютер/ная/ ошибка или терроризм. И вот — готовность обрушить на всё живое «оружие возмездия». Мсти компьютеру? Вот абсурд/ная/ докт/рина/ сдерж/ивания/ возмездия. Вот аргумент в пользу немедл/енного/ уничгож/ения/ всего ядер/ного/ оружия!

Ну, а в заключение, как те древние, но только наоборот: «Карфаген не должен быть разрушен!» Я повторяю свое: «Я не нажал бы!» Зная то, что знаю, что все знают, кто знать желает (а не знает, пусть хотя бы загл/янет/ в сб/орник/ «Прорыв»), я говорю — (и не знаю, что будет, если писатели заговорят языком генералов, у них язык свой!), что добивать всё живое человечество — это аморально, запредельно. Как и вся доктрина сдерж /ивания/, возмездия.

Идти, идти до конца в отказе от яд/ерного/ ор/ужия/, от войн — пока не поздно! И кому, как не писателям, деят/елям/ культуры быть смелее в додумывании до конца, что и как и в каком мы мире?.

1988

США. Калифорния. 10–26 января 1988 г.

Сидящие за столом, каждый (ая) — о том, кто он, она, как пришли в организ/ацию/ «Мир без войн»[163], многие по 8 часов работают (бесплатно)… Вот вам и американцы — делатели денег. Нам бы, нашим такого бескорыстия!

Едем в город Фрезно.

Объявил себя безъядерным. Не участв/ует/ в производстве, связан/ным/ с ядер/ным/ оружием.

Человек на год ушел с работы, чтобы работать в организации.

От учителя до миллионера.

Если преодолеет эти 10–20 лет человеч/ество/ — 6 млрд. [лет] ему жить.

Так что же помнить, знать будут они там? Дату откр/ытия/ Америки, рус/скую/ револ/юцию/, что такое капит/ализм/, коммун/изм/. Да это будут самые рядовые факты.

Над всем — начало спасения. 2-е рождение.

Европа «навоевалась вдоволь, наплакалась досыта. С нее хватит». М. С. Горбачев.

И тут не помогут ни миллиарды, ни СОИ. М.б., вклад в организ/ацию/ «Мир без войн» больше даст, чем все СОИ.

И еще убедился: как же мы плохо знаем друг друга. И как нас запугали.

А для себя: очень важно поддерживать именно народ/ное/ движ/ение/ за мир.

Общее [у нас и американцев]: через мысль о детях. Ведь ядер/ная/ война: это война, которую взрослые готовят против детей.

Притом не только чужая — для твоих. Но и твоя собственная/. Где бы ты их ни взорвал: на чужом континенте, в Космосе, вернется — Чернобыл/ем/.

Всё, человеч/ество/ отвоевалось. Даже обычная [война] — 200 [атомных] реакторов. А какое оруж/ие/ можно?

Когда старая американка хотела поцеловать руку (я успел, уклонился и поцеловал руку ей), вот когда захотелось заплакать. А может, вместе заплакать. Какие мы были идиоты, и очень стыдно…

Воевать ради идей, рискуя жизнью тысяч поколений, к/отор/ым никакого дела не будет до наших идей-идеек — преступление против человечества, против рода человеческого.

Американцы чувствуют, что пойманы воен/но/-пром-/ышленным/ комплексом в капкан. А хотели бы вызволиться от… И все спрашивают: а ваш воен/но/-пром/ышленный/ комплекс?

Отвоевались! Из всего, что в последнее время услышал, прочел и что встало в душе ярким столбом согласия, узнавания…

«Всё человечество отвоевалось! Отвоевалось человечество!»

Это и у М.Г/орбачева/ вырвалось, как итог выношенного… Даже по телевизору видно было, как все, кто были там, на пресс-конфер/енции/ именно в этом месте как бы замерли…

… Да, все и навсегда. Хотя и воюют еще. И не согласны (многие), что отвоевались.

Будут еще пробовать. И дай-то Бог, чтобы не слишком. И не сорвалась зацепка. И было у нас всех время разминуться со смертью. Общей.

Новое мышление? Да, но его нет, и не бывает без нового чувствования.

Это я ощутил в Америке. Когда в составе группы из 9 человек — сов/етских/ автор/ов/ кн/иги/ «Прорыв», и встречей — амер/иканских/ авторов, проехали (нет, пронеслись) по север/ной/ и южной Калифорнии.

Я вас люблю, американцы! И хочу это сказать вслух, прямо до неприличия, лично — такими я вас увидел за эти две недели поездки по почти 20 городам и городкам и почти 100 встречам — в домах, в церквях, в гостиницах.

…А потому, что, думаю, щелкнуло, защелкнуло: всё, отвоевались, отвраждовали, и мы — братья. Не по-еванг/ельски/, так по бомбе.

Мы в открытую об этом и даже в церкви: что ж, не уч/ение/ Хр/иста/, так пусть — бомба нас принудит понять: мы все — одно. А иначе — никого!