...Имя сей звезде Чернобыль

И вдруг как бы дошло до нее услышанное: выкатила из-за ширмочки детскую коляску и начала швырять в нее свои платья, белье, его костюм положила, ботинки новые мужские. Сняла с буфета и положила в коляску куклу. Распахнула холодильник, забитый предпраздничными запасами продуктов, выкладывает их на стол, вытащила из морозилки мясо, несет его в коридор к мусоропроводу и швыряет туда, бутылки с молоком туда же. Слышно, как бутылки грохаются о железо, падают вниз по трубе. Грохот сплошной стоит — соседи тоже швыряют что-то.

Села к столу, рассеянно смотрит на разбросанные фотографии. Вдруг вода хлынула, потекла по лицу Кости. Испуганно отдернула руку и только теперь опрокинула стакан с остывшим чаем. (С нею такое будет теперь происходить постоянно: сначала результат, а уже потом действие — причина. Звон разбившегося зеркала и только потом видим, как рушится, сползает на пол стекло, зеркало слепнет. Или: голос кукушки и только потом кукушка выскакивает из старинных часов. И тому подобное. В мире что-то поменялось местами.)

Под балконом шум какой-то, хриплый голос магнитофонного Высоцкого: «Спасите наши души, мы бредим от удушья, спешите к нам…»

Аня смотрит не туда, не вниз, взгляд ее задержался на окошке в доме напротив. Там совершенно нагая женщина рассматривает себя в зеркало. Себя, свои длинные волосы, пропуская их сквозь пальцы. Как бы прощаясь с чем-то…

А внизу, во дворе странное движение, перемещение не то людей, не то всего лишь теней. Плотный круг из парней и девчат, а к нему и от него — парами подходят или отходят, удаляясь в ночь. И все в каком-то сомнамбулическом ритме. И на всем отсвет далекого зарева. И какое-то странное свечение.

Неодобрительные голоса с балконов:

— Тут такое, а они чем занимаются!

— Гляди, как сплелись! Стыда не осталось!

— Не трогай ты их. Бедные наши дети. Ты не знаешь, что их ждет.

— Да им лишь бы обжиматься, ничего другого не умеют! В окне напротив все та же рассматривающая себя нагота,

печально-целомудренная, прощающаяся с чем-то, что вот-вот исчезнет, пропадет…

14. У лифта сбилась толпа жильцов дома. С колясками, сумками, много маленьких детей. А у детей постарше тоже или сумка или узелок. А нет — так кошка или клетка с птичками. Дверь в ближайшую квартиру настежь, там кто-то пытается плакать, начнет и тут же обрывает причитания, что-то такое происходит, о чем люди помнят даже у этого лифта, который их увозит из налаженной жизни.

— Кому теперь его хоронить? — говорит молодая женщина с тяжелыми сумками у ног. — Не до него.

— Семь лет ждал этого дня, — неодобрительно хмыкает мрачный мужчина.

— Похоронят! — этот мужчина, наоборот, веселый, беспричинно веселый.

А может и есть причина — приложился на дорожку. Похоже, что так и есть, пьяноват. — Это живых неизвестно куда. А мертвым дорога накатанная.

И показал пальцем вниз. Туда, куда и лифт бегает — с людьми с верхних этажей.

— Вы вчера купили? Как нарочно, в магазины выбросили хорошие вещи, — женщина рассматривает кофточку на соседке.

В сторонке девушка с огромным букетом черемухи. Аня стоит рядом с нею. Две небольшие сумки у ее ног.

Девушка с букетом не просто в сторонке стоит. У нее и лицо, и взгляд — всё отрешенно далекое, нездешнее. Она всё еще там, где росла эта черемуха, где сама была ночью.

— Ты бы лучше помогла, — сердится на нее полная, красивая женщина, из тех, что всегда уверены, что правильно всё делают, говорят, живут, — а то вцепилась в этот веник. Ничего ей не надо, смотрите вы!

— Молодежь, ночью не найдешь, а утром не добудишься! — как пропел весельчак.

15. Люди стоят в коридоре и у подъезда, у всех дверей всех домов группы жильцов. С детскими колясками, сумками, узлами. Какие-то девушки с нарукавными повязками переходят от дома к дому, предупреждают:

— Уберите в подъезд детей! Почему дети в песке возятся? Чьи дети?

— Попробуй их удержи в этой духоте. Сказали, в десять автобусы будут. А уже час.

— А где вы, девушка, вчера были со своими советами?

— Во натворили, во натворили, чертовы атомщики! А столько гонору было: без фиги к носу не подступись!

— При чем тут атомщики? Раз в год и незаряженное ружье — стреляет.

— Ну, так выбрось его, если стреляет!

— Им и премии, и за риск. А за риск нам надо было платить. У бабки на руках кошка.

— Нельзя, бабушка, с кошкой, — говорит молодой парень, защищавший атомщиков. — Радиация шерсть любит.

— Лохматых, как ты! — отрубила бабуся.

— А я собаку заперла в квартире, — забеспокоилась женщина с двумя детьми, — положила еды на три дня, и все. Сказали же на три дня уезжаем.

— Едут, едут! — голоса издали. Автобусы появились большой колонной, расползаются по дворам, к каждому дому, подъезду.

Снова девушки с повязками появились:

— Кто будет записывать? Вы своих знаете. Чтобы никого не забыли, не оставили.

Милиционер уговаривает:

— С колясками все не поместитесь. Коляски оставить надо. Женщина!

— А как же потом с детьми? И вещи тут у нас.

— Всё в руки, на руки. Не поместимся.