Имя собственное

Извиваясь всем телом, будто рысь, попавшая в силки, она всадила острое своё колено налётчику в солнечное сплетение и выскользнула из цепких мерзких щупалец. Охнув, тот согнулся и тут же, распрямившись, молниеносно выбросил пудовый кулак прямо в точёный её подбородок.

Подкосились её ноги, он подхватил Раю почти у пола. Сграбастал в охапку бесчувственное тело, швырнул спиною на кровать и стал судорожно сдирать с неё одежду.

Очнувшись от резкой боли, Рая закричала что было мочи. Она понимала, что с ней творит этот мерзавец. Но кто же услышит этот вопль раненой души! Тушей своей он просто её расплющивал и хрипел, распространяя тошнотворный запах перегара и бросового табака. Упершись ему ладонями в плечи, пыталась сбросить с себя этого кабана, но тот… со стоном отвалился сам.

Рая рывком села на краю, прикрыв наготу подушкой. Сердце стучало, как отбойный молоток. Голову обносило свалившимся несчастьем, и нестерпимо болела нижняя челюсть. Пошевелила опухшим прикушенным языком и сказала тихо:

– Пошёл отсюда вон, сволочь!

Тот испуганно и с молчаливой готовностью двинулся к лестнице, подтягивая штаны и нашаривая болтающийся ремень.

Оставшись одна, зубами разорвала простыню и сумела как-то привести себя в относительный порядок. По телу ходила мелкая зябкая дрожь. Остановила взгляд на своём стакане с ненавистной водкой. Жгучая влага на мгновение перехватила дыхание, влажные веки сомкнулись и отчаянно не хотели снова открыть взору этот, ввергнутый в пучину мерзости, мир. Глухое рыдание клокотало в груди.

«Мамочка, милая моя, расскажи мне, кто я есть и почему всё так?»

Машина неслась по Минскому шоссе, рассекая образовавшиеся дождевые лужи. Сгустившуюся темень пронизывали слепящие фары встречных авто. Заднее сиденье целиком загромождала стиральная машина, и Рае пришлось устроиться на пассажирском, рядом с этим негодяем.

Тревожное и тягостное молчание наполняло салон. Рая подавленно склонила голову почти к коленям. Ей не хотелось видеть никого и ничего. Лёд негодования от неминуемого соседства с насильником сменялся мгновениями жалости к самой себе.

Всплывали в памяти девичьи переживания. Она, как и все девушки на свете, знала, что когда-то наступит этот момент. И боялась немного, и была до отчаянности готова подарить себя пусть пока не встреченному, однако любимому человеку. Но даже в самых непредсказуемых видениях не могла представить, что придётся пройти через такую мерзкую экзекуцию.

Ну как смириться, что честно хранимое от случавшихся посягательств невинное девичество грубо заберёт этот гнусный мужлан!

Рая искоса взглянула на Николая. Спокойное и равнодушное выражение его лица говорило о многом. Казалось, он уже почти уверился в сдаче позиций девушкой. Он даже еле заметно улыбался чему-то своему. И в башке у него крутились, небось, мысли соответствующие.

«Сидит, как побитая собачонка. Осознаёт себя в новом качестве? Да что, в самом деле? Чего такого уж особенного произошло? Не она первая, не она последняя! Бабы, они до поры строптивы. А когда власть над ними берёт настоящий мужик, тут же сникают и в слёзы. Перетерпит да и смирится, деваться-то некуда! А там и дальше можно разговоры разговаривать».

Сердце у Раи от тяжёлых мыслей щемило и наливалось ненавистью. И не виделось той гнетущей ненависти выхода. Ну что она могла сделать с большим взрослым мужиком? Отлупцевать пузатую утробу длинными своими ногами? Натравить на него знакомых ребят, санитаров из морга? Заявить в полицию? Ядом напоить? Неужели этот гад останется безнаказанным? Возможно ли оставить униженное и растоптанное достоинство неотмщённым? Смириться с поруганной честью и всё забыть?

– Раечка…

– Заткнись!!! – Она кричала в обречённом бессилье, превозмогая боль в скуле и колотя кулаками по приборной панели. – За-а-ткни-и-ись!!!

И тут, словно пастуший бич, хлёстко грохнул над ухом знакомый выстрел стартового пистолета. Она даже ощутила пороховой запах от капсюля. На раздумывание не оставалось и секунды!

Напрягшись всем телом, не мигая глядя на дорогу, хладнокровно подпустила поближе летящую навстречу громаду «КамАЗа» и… вцепившись в рулевое колесо, резко крутанула его влево!

Скрежет металла о металл, запоздалый визг тормозов, мешанина из того, что зовётся верх и низ, и, наконец, оглушительная тишина…

Машина лежала в буераке колёсами кверху.

Очнувшись, Рая обнаружила себя прижатой к водителю. Тесно, лицом к лицу. Всё вокруг засыпано осколками вдрызг разбитых стёкол. Ноги зажаты перелетевшей с заднего сиденья стиральной машиной. Правую пронизывала такая боль, что пошевелить ею без искр в глазах было невозможно. С разбитого лба текла кровь и заливала глаз.

Николай, припечатанный рулевой колонкой в грудную клетку, словно вдвое похудел. Он, зажмурившись, конвульсивно хватал воздух открытым ртом. Ноги были жёстко стиснуты вбитым внутрь двигателем.

От него по искорёженному салону распространялся запах испражнений. Превозмогая боль и отвращение, Рая протянула руку, вытянула из кармана его рубахи свидетельство и сунула себе за ворот. И вот тут он открыл глаза: