Имя твое – номер

– Пару месяцев назад Вихляй об этом же говорил. Я как увидел «А-35» у него в руках, сразу закричал: «Мне шесть лет черти в погонах снились». Ладно бы я там нагрел сотовую компанию хоть на копейку. А как объяснишь, что ты просто художник? В общем, «лжец» Вихляя крякнул. Номера в опции «свой номер» начал сбрасывать. Что ни набираешь, он на цифру 200 сбрасывает. Раньше ему такая штука для работы нужна была. Короче, ничего я исправлять не стал. Его «лжец», как и твой, и минуты в рабочем режиме не проработает. Он говорит: «Ладно, буду как память хранить». Так чем я могу помочь?

– Слышал что-нибудь о системе слежения «Обсервер»?

– Не помню, что заглядывал в него. Но краем уха – да, слышал.

– «Обсервер» в моей машине. Можно загнать ее в гараж?

Токарь указал рукой место возле стены с неприметной дверью, ведущей в капитальный гараж, примыкающий к ангару.

– Вещь громоздкая? – спросил Токарь. – На что похожа?

– На миномет с треногой. Плюс несколько коробок…

– С минами. Я догадался.

Токарь первым вышел из конторки и направился к воротам. Открыв их, пропустил Романова. Когда его «БМВ» въехал в гараж и остановился напротив двери, Токарь присоединился к нему, помог перенести массивный фанерный ящик с «Обсервером» и детекторы, упакованные в фирменные коробки.

Пока Романов оглядывался в новом помещении, Левкоев распаковал ящики, распознав в содержимом видеокамеру, тепловизор, устройство улучшения изображения, одобрительно покивал на моток отличного кабеля, принялся изучать инструкции. На первом же предложении запнулся:

– Почему инструкции на русском языке?

– Оборудование российского производства, – просто объяснил Романов.

– Это оборудование уже нельзя назвать специальным. Оно, можно сказать, широкого применения. Его нужно модернизировать?

Романов покачал головой, сел на капот старенького «Рено», еще раз огляделся в гараже и пришел к выводу, что крыша и капот этого разухабистого «Рено» – площадки для местных стриптизерш, фанатеющих от натруженных рук и изголодавшихся ртов специалистов по установке хрюкалок, квакалок, мигалок. Пять или шесть стульев, объединенных металлическим швеллером, – либо ряд в партере, либо стулья напротив барной стойки. Цветомузыку тщетно пытались спрятать за шторой, и уже совсем не замаскирован приличный музыкальный центр, «вытягивающий» ватт на сто пятьдесят.

Токарь перехватил взгляд гостя и равнодушно пожал плечами: да, ты прав, ты все увидел, разгадал, а что дальше? Хмыкнул:

– Я тут дольше десяти вечера не задерживаюсь. Я не старый, просто это не мое. Мне хреново не от водки и ершей, которые тут называют коктейлями. Меня мутит от музыки. По молодости лет я мечтал о музыкальной колонке с огромными динамиками, о басовом монстре. Сейчас в музыке басов не осталось. Есть сабфувер – этакая силиконовая титька. Где там чистый бас? Так, стонущие буфера. Порой мне хочется просто набухаться – без музыки, вдвоем, втроем, молча, вполголоса помурлыкать про музыканта и его сюртук. Я могу выжрать втрое больше, чем раньше, но разве это бухалово? Сгинуло не поколение, сгинул настрой. Сгинула обстановка, боязнь какого-то таинства. Исчез запах подвалов, подъездов, чердаков, где тискали и уламывали телок, изобретали запрещенное. Сейчас запрещенное никто не запрещает. Нет, я не старый, не брюзга. Даже когда я пьяный, я отвечу «нет» на предложение потрахать телку у ее же отполированного шеста. Я что-то в памяти хочу оставить. А так я не запомню ее лица, лишь блеск ее шеста, словно я держался за такую же, как шест, блестящую спинку своей кровати и онанировал. Так зачем ты пришел?

Романов с минуту впитывал в себя полуденный бред абсолютно трезвого человека. Ему показалось, Левкоев настолько устал, что ему пенициллинового пузырька водки хватило бы за глаза, чтобы упиться. А похмеляться будет литром. Сухой, чуть лысоватый, небритый, с вечно грустным и в то же время безразличным, наплевательским на всех и каждого взглядом.

Токарь открыл бутылку, отпил из горлышка.

– Так что там с твоей треногой? Ходули для малыша состряпать хочешь?

– Это система слежения, – терпеливо втолковывал Костя, зная, что дурачества Токаря вскоре иссякнут и он к ним больше не вернется. Он не с клиентом, он со своей памятью ругался и спорил.

– Система слежения на куриных ножках, я понял. – Токарь глотнул еще водки и постарался взять себя в руки. – Короче, идея есть? Излагай, чего ты хочешь.

С Левкоевым не трудно было разговаривать. Скорее – забавно. Про него нельзя было сказать, что он отнимает время. Но и время с ним терять не хотелось.

Токарь слушал Романова внимательно. В середине рассказа смахнул с магнитной доски шашки и нарисовал мелом несколько кривых линий.

– Этого ты хочешь? – спросил он.

Романов рассмеялся.

Токарь не разделил его настроения.