Имя твоего волка

Она не хотела открывать глаза. Сон. А чем это еще могло быть, кроме сна? Она не хотела просыпаться. Теплое плечо под ее щекой; спокойный перестук сердца — совсем рядом с ее сердцем; голубоватая жилка на запрокинутой шее вздрагивает в такт, возле ее губ. Так близко. (…Беззащитно запрокинутая шея. Так близко. Скользит между клыками. Сжать сильнее. Рвется черной раной, расползается в клочья. Бьется пойманной рыбой. Еще сильнее…) Марго вздрогнула, ударилась подбородком о затвердевшее плечо. Сон?

— Что… Что, Марго?

Ладонь, лежащая на ее спине, шевельнулась, пальцы легонько погладили поясницу. Утихший было огонь опять вспыхнул от этого движения — рванулся невидимыми крыльями на кончиках лопаток, выгнул позвоночник, погладил напрягшиеся бедра.

— Тебе что-то приснилось, маленькая Маргарита?

— Да. Да, приснилось.

Марго вдохнула жадно и торопливо, глотая прохладный воздух. Прижалась щекой к теплому плечу Владислава. Сон. А чем это еще могло быть, кроме сна?

— Ты… — пальцы, опять заскользившие по ее спине, дрогнули и приостановились. — Ты выйдешь за меня замуж, маленькая Маргарита?

Марго замерла. Затаила дыхание, вдруг почувствовав себя маленьким зверьком под гладящей ее рукой. Неосторожным зайчонком, пойманным в ладонь, — и теперь беспомощным. Тебе что-то приснилось, маленькая Маргарита? Да, приснилось. И все еще снится. Потому что это все не могло происходить на самом деле.

— Да или нет?

Рука соскользнула на ее плечо, легонько сжала, заставляя Марго приподняться. Светлые глаза Владислава смотрели на нее выжидательно и слегка встревоженно. И Марго вдруг поняла — в один миг — смысл и причину его вопроса. Ей стало холодно и неловко под внимательно изучающим ее взглядом. Она потянулась задрожавшей рукой искать сброшенное где-то рядом платье. Наткнулась пальцами, вздрогнула — в первый миг скользкая ткань показалась ей пригревшейся на солнце змеей.

— Марго?

Она сосредоточенно разбиралась в складках скомканной, наспех сорванной, одежды.

— Это необязательно, — она сама удивилась спокойствию своего голоса. Удивилась отстраненно. Как будто настоящая Марго — та, которая не доверяла никому, кроме своих снов и своего волка, и иногда чувствовала себя древней, как старуха — снова вернулась и наблюдала за происходящим. И говорила вместо другой Марго — глупой девчонки, вообразившей себя бабочкой, а теперь дрожащими руками разбирающей обломки своих хрупких крыльев. К измятому рукаву платья прилип сухой березовый лист; и Марго-настоящая напомнила с усмешкой и грустью: «До осени… Ты с самого начала это знала. До осени». Той, второй Марго захотелось расплакаться, но первая удержала ее. Одернула, как зарвавшегося ребенка. «Он так честен и благороден. У тебя же не хватит наглости воспользоваться этим?»

— Тебе не нужно это делать, Владислав, — сказала она вслух. Очень спокойно. Ни дрожи в голосе, ни слез. — То, что произошло, не обязывает тебя…

Теплые руки крепко обняли ее за плечи. На губах, легонько дотронувшихся до ее виска, дрожал смех, в голосе было… облегчение?

— Маленькая Маргарита… Я уже давно хотел просить тебя об этом. Я ждал подходящего случая. Мне показалось, что сейчас… Я обидел тебя?

— Нет. Нет, — улыбка рвалась на ее губы, и теперь уже некому было сдерживать ее. Настал черед удивляться той, первой Марго. Удивляться, недоуменно пожимать плечами — перед тем как развернуться и уйти обратно. В сумерки ее любимого леса, где терпеливо ждал волк. И оставить в покое другую Марго — наедине с ее первым мужчиной; улыбками, поцелуями и прикосновениями. С ее летом, которое вопреки наступающей осени казалось бесконечным.

— Это… это правда? — ей (первой, недоверчивой Марго?) захотелось высвободиться из его рук и заглянуть в его глаза. По-настоящему. Так, как учила старуха. Но теперь уже другая Марго удержала ее. «Это будет нечестно. Как подглядывать за дверь. Старуха говорила — раз в жизни или никогда. Поэтому надо или верить, или…»

— Конечно. Ну конечно же, — его губы нетерпеливо скользили по ее шее. Ниже, ниже… — Свадьбу поскорее… Через неделю, ну через две… Ты согласна?

«Да, да», — улыбнулась Марго, выгибаясь под его поцелуями. Сон? Пусть. Ведь можно не просыпаться? Пока — можно?

— Ты не понимаешь, — перебила ее (и Владислава) та, первая Марго, обернувшись напоследок, перед тем как совсем исчезнуть в сумерках. — Ты знаешь, что я… что меня называют здесь ведьмой?..

Анджей (24). Сентябрь

— Вы называете ее ведьмой…. вы… — он запнулся, торопливо и тщетно шаря взглядом по их лицам в поисках сочувствия.

— Отойди, Анджей, — глухо пробурчал белобрысый Янош-плотник, покачивая в огромной ладони рукоять топора.

— Янош, — позвал его Анджей, пытаясь поймать его взгляд. — Она же спасла твоего отца, Янош.

— Батю три года назад бревном насмерть. Знаешь, да?

Янош, наконец, поднял глаза — белесые, мутноватые.

Как будто затуманенные — печалью об отце? Или видением ослепительно острого лезвия топора, убаюканного в большой ладони Яноша?