Имя женщины – Ева

–  Вы угадали. Не бойтесь, не замужем. Мать ее ненавидела своего мужа. Учтите, что я просто передаю вам газетные сплетни. Кроме ревности, она еще обвиняла его в том, что он нечистоплотен в делах. А когда супруг умер, поступила весьма неожиданно. Отдала все его миллионы на добрые дела. Себе и дочери оставила очень немного. Ну, разумеется, они не умирают с голода. Есть особняк в Манхэттене, есть дом в Ньюпорте. Машина с шофером – вы видели. Эвелин два года назад окончила Джульярдскую музыкальную школу, фортепианное отделение. Концертировать она не может – слишком застенчива. Но мать приучила ее к тому, что делиться нужно не только делами, но и всем, что умеешь. Раз тебя учили музыке, значит, ты должна использовать то, чему тебя научили, для пользы ближнему. Она дает домашние уроки, по воскресеньям играет в церкви на органе. Это уже чистая благотворительность. Теперь они задумали открыть в штате Коннектикут небольшую школу для одаренных детей, за которых родители не в состоянии платить. Поэтому ей понадобился не очень дорогой, но хороший инструмент. Я удовлетворил ваше любопытство, Герберт?

–  Она еще придет?

–  Судя по тому, как она на вас смотрела, придет очень скоро. Но я бы вам советовал держаться подальше, Герберт. У очень богатых людей свои чудачества. А здесь примешался «Мэйфлауэр». Вы знаете, что это? Ну разумеется, все знают. Но это не просто корабль.

–  А что?

–  Как что? – Майкл Краузе скорчил гримаску. – Позиция в жизни. Вот что, дорогой мой.

–  Вообще-то все женщины очень похожи, – сказал вдруг Фишбейн.

–  Не знаю, – вздохнул толстый Краузе. – Я мало что знаю про женщин.

5

В начале ноября Герберт Фишбейн и Эвелин Тейдж поженились. А еще через полгода умерла ее мать Марта Мария Тейдж, которой Фишбейн слегка побаивался с самого начала.

Он пришел просить у Марты Марии Тейдж руки ее дочери. Эвелин сказала, что иначе нельзя. Он не стал спорить, не стал объяснять ей, что, вырвавшись из двух войн, потеряв близких, прочавкав полгода по этим полям, в которых стояла солдатская кровь и не успевала впитываться и рис был как будто немного в крови – слегка розоватого цвета, – ему очень странно услышать из уст Эвелин рассуждения, что спать можно только с женой, а все остальное – разврат, смертный грех. Сказать ей, что Джин-Хо, которая спала с ним почти что в воде еженощно и там же погибла, в лесу, под дождем, желая набрать ему ягод омиджи, Фишбейн не решился.

Лето накалялось. Земля даже в парке покрылась морщинами. Во всем изнуренном жарою Нью-Йорке только Герберт Фишбейн и Эвелин Тейдж не замечали этой жары. Они встречались в маленьких кафе и, не отрывая глаз друг от друга, пили ледяную кока-колу с лимоном, ели мороженое. Однажды Эвелин чуть не погибла: она откусила кусочек лимона, глотнула, и он зацепился в горле. Фишбейн увидел, как Эвелин расширила глаза и захрипела. Тогда он изо всей силы хлопнул ее по лопаткам и тонкому позвоночнику. Она задышала глубоко, порывисто, и он ее поцеловал. Это был их первый поцелуй. Волосы Эвелин пахли шиповником, а веки широко расставленных глаз – она опустила глаза в поцелуе – были настолько тонкими, что губы его словно почувствовали ее выпуклый зрачок.

Через несколько дней вечером он пришел к ним домой просить ее руки. Марта Мария Тейдж сидела в столовой, богатство которой не должно было быть заметно, так же как не должна была быть заметна былая красота Марты Марии с ее суховатым, без всякой косметики лицом. Она была в темном брючном костюме, шелковой блузке и туфлях на высоких каблуках. Ноги ее были длинными и тонкими, а талия узкой, почти как у дочери. Миссис Тейдж пожала ему руку очень теплой и сухой рукой, украшенной кольцами, и тихим голосом попросила садиться. Вошла Эвелин в клетчатом платье, бегло взглянула на Фишбейна и горячо покраснела. Первый раз он заметил страх в ее глазах, и ему стало не по себе.

Миссис Тейдж сказала, что всегда мечтала побывать в России. Потом поинтересовалась, насколько там развита благотворительность. Фишбейн отвечал очень хрипло, неловко. Горничная, пожилая, с неприятно поджатым ртом, внесла серебряный поднос с чаем. Марта Мария Тейдж сама разлила чай, крохотными щипчиками положила себе кусочек сахару и поинтересовалась у Фишбейна, работает ли он еще в магазине. Он ответил, что, да, работает.

–  Но это ведь временное ваше занятие? – спросила она очень тихо.

–  Не знаю, – ответил Фишбейн. – Пока что не думал об этом.