С громогласным грохотом и треском в море свалилась абсида церкви, потянув за собой восьмиугольную колокольню. Беснующееся море подмыло берег клифа, и тот сполз – медленно, словно рушилась гора, пораженная молнией с небес. Он забрал с собой виридарий, капитулярий и остатки рефектария. А потом молния ударила в вершину дормитория, а безумные волны сокрушили скальное ребро, которое до этого оберегало жилище монахов от гнева океана. Дормиторий вместе со склоном рухнул в воду словно карточный домик – прямо в Левиафанову пасть.
– И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба. И ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастения земли…[202]
– сказал мрачно аббат Яков.Монастырь перестал существовать. Рушился в море, которое вспомнило о своих правах, по воле Божественной и человеческой.
Де Монтей положил Вийону руку на плечо и медленно притянул его к себе.
– Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом…[203]
– И было, когда Бог истреблял города окрестности сей, вспомнил Бог об Аврааме и выслал Лота из среды истребления.[204]
– Именно так, – усмехнулся бледно аббат. – Ступай сюда, брат.
Вийон отвернулся от бушующего моря, которое поглощало остатки аббатства, купно с его похотью и содомскими секретами.
– Вот так я и утратил свое аббатство, власть и уважение, – сказал печально Яков де Монтей. – А что получил? Сам не знаю, что именно…
–
Он двинулся, насвистывая, за священником. А потом принялся декламировать:
– Аминь, – сказал аббат Яков де Монтей. И едва заметно улыбнулся.