– Поторопитесь, многодостойные. – Кройон уже некоторое время к чему-то напряжённо прислушивался. – Тёрн, коего мы все любим, вот-вот вступит в бой. Я чувствую это, несмотря на все мои несовершенства. Досточтимая Стайни! Можешь ли ты открыть это? И не просто открыть, но открыть быстро?
– Дайте мне, неумехи, – вдруг бросила Нэисс. – Дай твой нож, гном.
– Э-э-э, зачем, распечать ме… эй, ты что делаешь?!
– Если надо открыть замок, – бледно усмехнулась сидха, стоя над плитой, – иногда не вредно вспомнить, как мои соплеменники брали города… в своё время.
И она полоснула гномьим лезвием по левому запястью. Вдоль жил, а не поперёк, чтобы уж вскрыть, так наверняка.
Кровь брызнула фонтаном, но сидха даже не пошатнулась. Алые капли щедро оросили поверхность камня, мигом обратившись в крошечные зелёные побеги, деловито пустившие корни прямо в щели.
– Нэисс! – вскинулась Гончая, подхватывая смертельно бледную и готовую вот-вот рухнуть сидху под руки.
– Н-ничего… я… выдержу. Только ему… скажите. Мол, виновата я, не смогла, не успела…
– Хватит, распечать тебя во все, как говорится! Себя хоронить – последнее дело, сидха!
– Я… должна… открыть… – шаталась Нэисс. Из руки по-прежнему хлестала кровь; она словно питала стремительно разраставшуюся поросль, очертившую контур запертой двери. Корни впивались в камень, несокрушимая на вид твердь крошилась; под полом что-то хрустнуло, звонко щёлкнуло – точно лопнула невидимая пружина, – и плита стала медленно подниматься.
Открылся тёмный проход, потянуло холодом.
Мэтр Кройон первым бросился вниз. За ним, чуть поколебавшись, последовал Брабер. Ксарбирус и Стайни остались возле бледной как смерть, пошатывающейся Нэисс.
– Зачем ты так, сидха? – укоризненно бросил алхимик. – На тебя посмотреть – как у людей говорится, краше в гроб кладут. Открыли б мы эту дверь, это я тебе…
– Вниз! – зарычала вдруг Нэисс, с силой отталкивая склонившегося над ней Ксарбируса. – К нему! Его спасайте, не меня!
– Терпеть не могу влюблённых дур, – сообщил стенам и потолку алхимик. – Сейчас будет больно, сидха. Но ничего, потерпишь. Ишь чего, она тут собралась геройски помирать! Не выйдет, моя дорогая.
– В… вниз… – Нэисс быстро слабела. Ноги сидхи подкосились, она почти рухнула на пол. – Бросьте… меня…
– Красиво умирать в другой раз станешь. – Ксарбирус одним движением вырвал притёртую пробку вместе с сургучной печатью, плеснул на рану иссиня-чёрную жидкость. Сидху скрутило судорогой, она выгнулась, завопила, глаза закатились, однако кровь остановилась, на месте разреза – дымящаяся тёмная лепёшка.
– Пей! Будет больно, ори, тогда полегчает. – К губам сидхи прижали другую скляницу. Она глотнула и тотчас зашлась в жестоком кашле.
– Ничего, ничего, – похлопал её по плечу Ксарбирус. – Вставай и пошли.
Сидху ещё шатало, но силы возвращались стремительно. Тяжело дыша, она оттолкнула руку Стайни и первая шагнула к чёрному провалу входа.
– Чего замерли?!
– Начинайте! – повторили Великие Сёстры.
Фереальв двинулся первым, за ним остальные Мудрые. Они всё прибывали, многие – пропахшие дымом пожаров и смрадом Гнили. Были тут и мечники, подобные Фереальву, были и маги. Смарагд послал в дело последних, всех, кого только смог.
– Вы умеете только воевать, – поморщился дхусс.
– А ты – только говорить! – яростно выкрикнул Фереальв.
– Так сильно ненавидеть ничтожное, неполноценное и никак не могущее быть приравненным к ноори существо – очень неправильно, Наблюдающий.
Фереальв не ответил, мелькнули лезвия мечей, а сомкнувшие ряды Мудрые тоже сделали что-то. Казалось, вздрогнул сам мрак.
Тёрн не шелохнулся. Только запылал знак Морры у него на щеке, разгораясь всё ярче и ярче, точно норовил прожечь и плоть, и кости дхусса.
Зазвучала Беззвучная Арфа. И не одна, целое множество их, настоящий оркестр вел сейчас низкую, грозную мелодию.
Мелодия – без звуков. Музыка безмолвия. Как такое бывает? Может, потому Беззвучная Арфа и обрела такую силу, что отказалась от зримого, слышимого воплощения?
Тёрн дрогнул, словно на плечи ему рухнула незримая тяжесть. Он пошатнулся, вскинул руки, и тогда Фереальв прыгнул, целясь обоими клинками в открывшиеся живот и грудь дхусса.
Мечи высекли искры, со всего размаха врезавшись в незримую преграду, но и дхусс не устоял. Клановый знак запылал ярче полуденного солнца.
Фереальв поднялся, шатаясь. Его мечи таяли, словно восковые свечи; ноори с презрением швырнул бесполезные эфесы.
Беззвучные Арфы звучали, тишина становилась громче, невыносимей, и воздух потрескивал от скопившейся в подземелье магии.
Мудрые придвинулись. Темнота скрывала их, они словно тонули в густом, точно вода, мраке. Тёрн молча упал на одно колено, но и ноори попятились, а Фереальв с хриплым стоном опрокинулся навзничь.
Но магия остальных Мудрых давила, вгоняла в камень, грозя навеки стереть саму сущность дхусса. Тёрн, словно раненый титан, застыл на одном колене, воздетые руки по-прежнему держат незримую тяжесть; дрожат вздутые жилы на могучей шее, до предела напряжены мышцы, блестят шипы; никто из ноори так и не смог приблизиться.