Имяхранитель

Через прорези глаз смотрит бычья душа

– Якко, ты помнишь нашу первую встречу? Тот день, когда пришел ко мне наниматься?

– Разумеется! – финансовый консультант оторвался от бумаг и поднял на Ивана цепкие глаза. – День, когда к тебе снизошла удача, нужно запомнить на всю жизнь. А с чего это вдруг вы вспомнили его?

– Да не вдруг, – Иван поморщился и покрутил шеей туда-сюда. – В том-то и дело, что не вдруг. Ты показался мне отменным физиономистом. Разложил коллег по полочкам так, что любо дорого было слушать.

– Фанес всеблагой устроил мир так, чтобы помогать глупому и отвращать лукавого. Все написано у человека на лице, умей только читать.

– Что ты скажешь о человеке небольшого роста, коренастом, с крепким носом, не единожды сломанным, квадратной челюстью, мохнатыми бровями, глубоко посаженными острыми глазками и неторопливой тяжеловесной речью?

Волт задумчиво потер переносицу.

– Описанный вами тип весьма напоминает одного берегового полицейского из моего далекого детства. Был он решителен и храбр, не дурак выпить и закусить, однако не лишен животной хитрости и осторожности. То, за что брался, непременно доводил до конца. А не мог взять в лоб – брал хитростью и упрямством. Так его и звали – Бык. Сейчас, должно быть, изрядно состарился, если вообще жив.

Слушая своего финконсульта, Иван кивал и все больше мрачнел. Наконец буркнул: «Так и есть» и залпом допил мадеру.

– Какие-то сложности? Я слышал, убили молодого Стоика. Пренеприятное известие, должен заметить.

– Да, убили. И, похоже, что дело об убийстве ведет Бык номер два.

– В таком случае за расследование я спокоен. Как и за отчет, который завтра сдаю в мытную канцелярию.

– А мне почему-то неспокойно. Да нет, за отчет я тоже спокоен, не переживай, старина. Но Стоика убил человек, которого тот впустил к себе без боязни. Возможно, я знаю убийцу и каждый день с ним ручкаюсь. Сегодня мне пришлось пожать множество рук и теперь больше всего хочется тереть ладони мочалкой с мылом до тех пор, пока с них не слезет кожа.

– Вот увидите, не пройдет и недели, как убийца будет найден и водворен за решетку! Все «быки» таковы, им лишь бы след взять!

– Просто Минотавр какой-то, – буркнул Иван, откидываясь на спинку кресла. – Тело и голова бычьи, нюх собачий. И мы в самом центре лабиринта.

– Только Минотавр на нашей стороне. Жаль, что наружу без нити все равно не выбраться, – назидательно проговорил Якко.

– Мне это не нравится, старина. Очень не нравится. Предчувствия тревожные.

Лейся песня на просторе

Полнолуние застало Ивана в самом скверном расположении духа. Нынешний подопечный имяхранителя, ноктис тенора императорской оперы, наоборот, пребывал в приподнятом настроении, чем изрядно мешал Ивану. Вертелся туда-сюда, отбегал, на эмоциях восторга парил над землей, в общем, заставлял обломка крутить головой во все стороны. Тенор дожил до преклонных лет, спел не один десяток партий, но и сейчас пребывал в наивной уверенности, что роли юных героев ему все так же по плечу, как десятилетия назад. Не помеха и огромное пузо, и бульдожьи брыли, и порядком поредевшая шевелюра.

Лунные псы возникли, как всегда, бесшумно. Пара горгов вышла из темноты, будто вынырнула из преисподней. Мгновение назад городской парк был пуст, затем словно открылась дверь в потустороннюю тьму, и страшные хищники скользнули в ночной Перас. Едва они появились в поле зрения, Иван схватил ноктиса за руку и задвинул себе за спину, прижав к стволу старого ореха.

– Не вертись, Пастан. Глазом не успеешь моргнуть – распустят на ремни.

– С тобою? Никогда! – и прижав руки к бочкообразной груди, главный императорский тенор обрушил на спящий парк страдания Роланда по Дюрандаль. – О, что-о-о откры-ы-ылось мне, мой сломан ме-е-еч…

– Еще слово, и горги от изумления обретут дар речи! – Обломок передернул челюстью и поджал губы. – Потому что впервые получат от меня ужин без борьбы.

– Но я хочу петь! Еще столько не сделано! Мне рано уходить!

– А, по-моему, самое время, – буркнул Иван и перехватил кистень поудобнее. – И ради всего святого, не ори над ухом!

По своему обыкновению лунные звери зашли с двух сторон. У горгов роли на охоте распределялись неизменно однообразно. В любой стае имелись ведущий и ведомый, а стратегия и тактика ночных убийц достигли предела совершенства. Первым бросался ведущий. Следом, с задержкой в удар сердца – ведомый. Если на охоту выходили три зверя, третий почти всегда подкрадывался со спины и ждал удобного случая. В поединке с горгами удача в немалой степени зависела от того, сумеет ли имяхранитель прочитать «роли» лунных тварей, понять, кто есть кто. Ведущего Иван определял безошибочно. Не ошибся и теперь. Удар нашел горга еще в полете.