Имита

Оливер, мёртвый, лежал у своей кровати. Маленькое кровавое пятно на лбу. Чёрная полоска снизу пятна поблёскивает. Кровь ещё не засохла.

— Вы знаете его? — спросил кто-то, кажется, обращаясь к девушке.

Она закивала, но её снова спросили о том же, и она вынуждена была сказать это вслух. И тогда ей сказали поразительную вещь:

— Вещи, опознанные вами, мы нашли в его комнате. Ваши следы в его комнате есть. Его в вашей — нет. Вы можете объяснить это?

Кошмар продолжался. И не потому, что у неё спросили об этом. А потому, что Дэниел оглянулся на неё. Непроницаемый взгляд.

И в этот момент она отчётливо поняла одно: он только с её слов знает, что она разговаривала с Оливером в его комнате. Теперь Дэниел, конечно же, думает, что они не только разговаривали…

Всё запуталось. Это главное, что она поняла. Запуталось так, что по-другому уже не объяснишь, разве только рассказав, что на самом деле происходит с нею самой. А она этого — рассказать — не сможет. Никогда.

Голова заболела. Лучший способ, чтобы больно не било в виски, — сидеть спокойно, расслабив мышцы лица. И лучше, если не разговаривать. Она даже не стала заходить (а её и не приглашали) назад, в комнату Дэниела. Стояла, прислонившись к стене, между двумя дверями, его и своей. Дожидалась, что будет дальше. Смотрела и не видела. Дэниел снова где-то стороной ощущался. Не рядом. Отчуждённым.

Пока выносили Оливера, пока её провожали в машину, оставленную возле входа в проулок, она больше его не видела. Не подошёл…

В полиции её провели в пустую комнату, такую же просторную, как у Дэниела, только, вместо кушетки, посередине стоял стол и по две стороны от него — два стула. Ей предложили сесть на один, напротив устроился какой-то безликий человек, который принялся выспрашивать её о взаимоотношениях с погибшим. По наводящим вопросам она рассказала всё, что знала об Оливере. А затем ей сначала намекнули, а потом открытым текстом предложили: неплохо бы рассказать об интимных отношениях, бывших между ними, о ревности, из-за которой был убит Оливер.

И тогда она сказала равнодушно:

— Убили не Оливера. Убили меня. Дэниел не поверит, что я…

И заплакала. Не кривясь от слёз, а просто сидела, смотрела в ничто, а слёзы щекочуще бежали по лицу, и она где-то подспудно злилась на них, что отвлекают от переживания обиды. Но злилась тоже как-то стороной. Только когда изуродованную щёку защипало от боли, она спохватилась, приняла от дознавателя бумажный платочек. Мельком поймала брезгливый взгляд на её пальцы, прижавшие платочек к царапине, — и сама отвела глаза. Даже теперь чувствовала себя виноватой, что человеку пришлось видеть эту уродливую царапину.

Её отвели в камеру. В клетку. В душе девушки всколыхнулось было — хоть выспаться бы!.. Но спать не дали. Через полчаса её вызвали к другому следователю, и он задал те же вопросы об Оливере и о характере их взаимоотношений. Потом снова отвели в клетку. Где она уже даже не пыталась прилечь на койку. И оказалась права. Полчаса — и она, опасной преступницей, снова идёт между двумя конвоирами на следующий допрос. Другой следователь. Те же вопросы. Насколько она поняла — в плывущем заторможенном состоянии: её пытаются поймать на лжи, чтобы, прицепившись хоть к чему-то, выбить из неё признание.

Спрятавшийся на ней дракончик оказался единственной нитью, которая связывала Луис с реальностью. Достаточно было погладить его голову, и она будто опускалась на землю и понимала всё, что происходит. До следующего допроса, который вызывал у неё впечатление кошмара наяву.

А потом снова вызвали, но вдруг оказалось — не на допрос.

В кабинете — на этот раз, а не в помещении, гулком и пустынном, ей предложили подписать уведомление о невыезде. И уведомление о том, что выпущена под залог. И передали Луис её сумочку, с самой разной мелочью, всегда необходимой женщине, — отдали, естественно, тоже под расписку.

Растерянная и обрадованная — Дэниел! — она вышла в коридор уже без конвоиров и прошла по лестницам на выход. В вестибюле полицейского участка её ожидали двое: клюющий носом, измученный без сна Санни и разъярённая Юджина.

Красотка слетела со стула и кинулась обнять Луис. Та аж отшатнулась от внезапного порыва подруги.

— Чёрт бы всех и всё! — заорала она, не обращая внимания на снующих везде полицейских. — Что происходит?! Луисита! Не молчи! Что случилось?!

— Успокойся, Юджина, — попросил сморщившийся от её крика Санни. — По ушам же бьёт. Луис, девочка, поехали. Довезу тебя до бара — выспишься. А то разве не вижу, в каком ты состоянии. А потом расскажешь всё, ладно?

Но ждать Луис не стала. Как только села в машину, тут же закрыла глаза. Пока Санни выводил из переулка машину, она сразу сказала, не открывая глаз и плывя в странном, покачивающемся пространстве:

— Меня обвинили в убийстве. Я не убивала. Откуда у вас такие деньги? Я видела в уведомлении, сколько вы перечислили.

— Это Дэниел дал, — сказала Юджина. — Я, правда, не поняла, почему он с нами не поехал, но денег он дал. Луисита, ты приляг на моё плечо. Нам ходу в таком потоке — с час, хоть немного поспишь…