Имита

Ливей, услышав о «мёртвом глазе», о снайпере, постарался не вздрагивать. И вообще перестал делать попытки войти в разговор двоих. Они, кажется, воспользовались моментом, когда есть третий, чтобы поговорить спокойно. Вот только, по мнению садовода, врали они!.. Причём для того, чтобы пощадить друг друга!

Когда разговор, совершенно бесплодный, стих и упёрся в самый настоящий тупик, Ливей понял, что теперь и ему можно вставить своё слово.

И он это сделал, предложив Дэниелу уезжать. Время позднее.

Луис спокойно попрощалась и немедленно ушла к лифту на верхние этажи.

Дэниел посидел с минуту, затем встал. Уже в машине он спросил:

— Она правда боится: наши профессии настолько несовместимы, что могут помешать нашей… нашим отношениям?

Ливей сделал вид, что не заметил оговорки.

— Луис думает, что она приносит несчастья всем, кто с ней сближается, — объяснил он. — А ещё она думает, что она убивает. Что в корне неправильно, только вот убедить её в этом очень трудно. Тем более у неё перед глазами картина, которой я не совсем понимаю, но в этой картине один труп и один раненый человек. Но эта картина к ней самой отношения не имеет.

— То есть всё то, что она говорила об убийствах… Этого не было? — насторожённо спросил Дэниел, гоня машину по вечерним улицам.

— В её ауре нет следа её личности-убийцы, если ты понимаешь, о чём я.

— Не «вижу», но понимаю. Значит, она не убивала?

— Нет. У неё бывают кратковременные обмороки, когда она переживает стресс и сильное чувственное напряжение. Бывают такие последствия аварии. Но припадков, во время которых она якобы убивает, у неё нет. Думаю, ей внушили, что она убийца.

— Или подстроили ситуацию, — задумчиво предположил Дэниел.

Ливей снова вздохнул. Кто какими категориями мыслит. И вполне возможно, что здесь мужчина-снайпер прав. Вот только как доказать, что Луис не убийца?

Садовод высказал вопрос вслух.

— Организация, в которой я работал, сейчас проверяет подноготную Луис, — сказал Дэниел. — Мы проверяем каждый её шаг, связанный с этим её состоянием после больницы. Ей много чего сказали ненужного. Например, каким-то же образом удалось убедить её, что лечение в больнице оказалось настолько тяжёлым, что пришлось заплатить за него огромные деньги. На деле она отделалась всего лишь ушибами. И лежала не более недели. Но этим здорово воспользовался концерн, заставив её подписать себе собственное рабство. Интересно, как она прожила дни после той самой недели в больнице? Где она была? Что делала?

— Я мог бы поговорить с нею об этом, — неуверенно сказал Ливей.

— И ещё один момент, — сказал Дэниел, задумчиво глядя вперёд, в постепенно наполняющуюся бегучими огнями дорогу. — Она сказала, что перед побегом на Кэссию она совершила убийство.

— Что?..

— Да. Это с её слов. Меня очень интересует, что за убийство она совершила. Точнее, какое убийство ей внушили. Чьё именно? Как бы попробовать разузнать о том, что произошло перед самым её побегом тогда, год назад?

— У меня остались друзья в том доме, где раньше жила Тайра, — загоревшись идеей расследования, сказал садовод.

— Нет, — спокойно и непреклонно сказал Дэниел. — Вам в это дело лучше не вмешиваться самому. Если хотите помочь, скажите, кто может что-то рассказать, если воспользоваться вашим именем. Но сами не влезайте. Сейчас за всеми, кто имеет отношение к делу Луис, будет пристальное внимание. Это опасно.

Садовод заметил, что Дэниел снова перешёл с ним на «вы». Специально отодвигает? Что ж. Если человек специалист в своём деле, Ливей готов помочь ему, не вмешиваясь во что-либо.

19

Смятение. Единственное слово, которое в полной мере отражало сиюминутное состояние Луис. Оно словно незаметно поднимало в ней самой голову с того мгновения, как она увидела Дэниела, идущего к ней. Луис откровенно испугалась. Она не могла поверить, что вот он — живой… И — рядом.

Хотела, чтобы нашёл. А когда нашёл…

Толком поговорить не смогли. Поцелуй. Почти дружеский. И всё. Ожидала упрёков, что бросила его, раненого, а он не мог оторвать взгляда от её разбитой и распухшей губы, от нового, побольше, чем раньше, пластыря на её щеке, — и его глаза дичали, горя такой злобой, что она снова испугалась — как бы он не пошёл убивать всех подряд. Потом страх начал проходить, уступая изумлению: он откуда-то знал обо всех внешних событиях, которые с ней произошли.

А вообще они мало разговаривали. Он ещё что-то сказал о том, что надолго её здесь не оставит. И потом только молча стоял, прижимая её к себе, несмотря на её попытки объяснить, что она не нуждается в нём.

И она давила в себе чувство радости, что он не поверил ей.

Несмотря ни на что, она видела в нём защиту.

С ним было спокойно. А едва она ушла, поднялась по лестнице к комнате, которую ей выделили на время, она немедленно почувствовала, что попала в самый настоящий вакуум. Сначала даже не поняла, что случилось. Потом дошло: рядом нет Дэниела. И она попыталась защититься словами, которые привычно пошли строками песни, как всегда, как стоило ей только подумать о Дэниеле: «Я не хочу, чтоб ты ушёл! Так почему ж тебя я отпустила?..»