Имитация

— Мне кажется, это единственное для нас оправдание — что на корню, а не в расцвете. Но я не спешил бы с похоронами. Наверное Иконников уже принимает меры по спасению своей воспитанницы. Это теперь просто делается.

— Не успеет, — сказал Брянцев.

— Ты уже знаешь, как его можно обезвредить?

Брянцев покачал головой.

— Иконниковым займутся другие.

— Другие? А мы?.. А ты?

— Про тебя не знаю, а я… Вот доведем дело Савиной до суда, и я поеду в Красноисетск.

— Ты так решил?

— Почему я? Такие вопросы решает вышестоящее начальство. — Брянцев показал глазами на бутылку. — Наливай, и больше ни слова о грустном! В самом деле, надо расслабиться! Расскажи какой-нибудь анекдот.

— Вот: приходит домой муж и говорит жене: «Мне сейчас рассказали про нового жильца, будто он уже успел переспать со всеми женщинами в нашем доме, и только одна прогнала его взашей». При этом пытливо смотрит жене в глаза. Ну, жена поморгала, поморгала и говорит: «А, это та дурочка из семнадцатой квартиры!..»

Жиденько посмеялись. Выпили еще по рюмочке.

— Послушай, — сказал Филипп. — Вот ты считаешь, что Савина после убийства Орлинкова отбилась что называется от рук Иконникова и стала действовать самостоятельно. Не сходится: познакомиться с Мироновым ей помог Жуков, он же взял на себя вахтершу, когда Савиной понадобилось незаметно пройти через вестибюль общежития…

— Она могла использовать его втемную, — высказал Брянцев предположение.

Разбор операции возобновился…

42. Happy end

— Господи, как я рада! Иди же быстрее!..

Телефонная трубка плясала в руке. Валентин не без труда повесил ее на крючок и неверными шагами, словно его силой толкали вперед, двинулся к дому Изольды. Уже поднимаясь по лестнице, решил пока сделать вид, будто ничего не случилось. Уж потом, потом…

Миновав третий этаж, он остановился на лестничной площадке у раскрытого окна, приложил руку к груди и попытался уговорить бешено стучавшее в грудную клетку сердце: «Все в порядке, я успокаиваюсь. Пульс входит в норму. Я уже спокоен. Я совершенно спокоен…»

Вроде и впрямь немного успокоился, но стоило подняться на несколько ступенек вверх, как сердце опять забарабанило по ребрам.

Знакомая дверь распахнулась как от порыва ветра.

Загоревшая до черноты Изольда смеялась и плакала, целуя и тормоша его.

— Валька, я так скучала по тебе! Единственный мой, первая и последняя моя любовь!..

Он тоже бормотал какую-то сентиментальную чепуху, старался подыгрывать ей, однако сделал вид, что не заметил царственно восседавший посреди стола огромный ананас с роскошным зеленым султаном, который наверняка еще вчера зрел под тропическим солнцем и овевался каким-нибудь там муссоном или пассатом…

— Ты чем-то расстроен? — вдруг спросила Изольда.

Притворяться не было смысла.

— Где ты была все это время? — спросил он. — Только не надо про курсы!

Изольда посмотрела на него с легким замешательством, покусала губку, что-то про себя обдумывая. Внезапно взгляд ее посмурнел, глаза сверкнули сухо и отчужденно.

— Тебе будет легче, если я скажу правду?

— Легче, — со вздохом обронил Валентин. — Потому что я все знаю, и когда ты делаешь вид…

— Подожди! — остановила она его. — Подожди… — и глаза ее увлажнились, отвернув голову, она попыталась проморгаться.

Валентин запоздало пожалел о сорвавшихся с языка словах. От предчувствия неизбежной развязки больно сдавило в груди.

Изольда наполнила рюмки коньяком.

— За тебя, — сказал Валентин. — Все нормально.

Закусил пластиком красной рыбки с кружочком лимона, Изольда — одним лимоном.

— Так вот, — раздувая крылышки носа, начала она. — Я была на острове Лас-Пальмас, это у самого экватора…

— Стоп! Хорошего понемногу, — остановил ее Валентин. И наполнил рюмки. — Теперь пару слов скажу я. Для симметрии. Мне только на днях сказали, где ты.

— Кто тебе это сказал?

— Старший следователь прокуратуры по особо важным делам, который меня допрашивал по подозрению в убийстве.

— Ну перестань! — Сердито оборвала его Изольда. — Мы должны серьезно поговорить!..

— Я думал, ты хоть немного мне посочувствуешь, — обиделся Валентин. — Меня ведь правда допрашивали. Причем, не один раз.

— Валька, прекрати! — Изольда шлепнула его по руке. — И дай мне сигарету.

— Ты разве куришь?

— Когда колотит.

Он выщелкнул из пачки сигарету, раскурил и подал ей.

— У нас разговор не на равных, — сказал он. — Я тебе верю про остров Лас-Пальмас, а ты мне почему-то не хочешь верить. Я тебе говорю: меня подозревали в убийстве! Сначала меня, потом… Извини, но ты тоже фигурировала в числе главных подозреваемых. И это было для меня самое страшное, потому что многое сходилось…

Изольда резким движением коснулась ладонью его лба, дрожащим голосом определила:

— Температуры нет. Значит, тихое помешательство. Сейчас вызову неотложку, — однако с места не двигалась. Облокотившись о стол, выжидательно, с укором смотрела на Валентина.

— Иду Орлинкову застрелили, — сказал он.

— О Господи! — вырвалось у Изольды. — Да ты что?! Когда? Почему?

— Если позволишь, расскажу с самого начала…

Когда он закончил, коньяка в бутылке оставалось на самом донышке.