Имитация. Явление «Купидона»

— Не один. С мамой. Я маму ищу, — кричу отчаянно, вырываюсь, шерстяной платок и одна варежка остается там, на дороге. Со всех ног бегу прочь, бегу так быстро, как могу. Холодный ветер обжигает лёгкие, изо рта вырывается белый пар. Я не разбираю дороги, хлопья снега летят в глаза, колют ледяными иголками. Сапоги проваливаются в сугробы почти полностью, снег попадает внутрь, забивается под теплые ватные штаны. Я замедляю бег, задыхаюсь. Мне страшно, страшно, что незнакомые люди догонят меня и увезут с собой, но еще больше боюсь не найти маму. Она же просила меня ждать. Я во всем виноват, убежал, не послушал. Что теперь делать?

Как вернуться обратно? В какую сторону? Сдерживая судорожные всхлипы, рвущиеся из груди, я оглядываюсь по сторонам. Меня оглушает внезапная тишина, нарушаемая только свистящими порывами ветра и моим хриплым дыханием. Белые сугробы и торчащие обледеневшие черные голые ветки, а над ними вороны, кружат, смотрят темными бусинами глаз… Страшно.

— Мама, где ты, — слабо шепчу я, горячие слезы обжигают глаза. — Я потерялся, — время от времени всхлипываю, продолжая идти наугад. Снег забивается в сапоги по самое голенище. Озябшая рука в кармане немеет. Бреду наугад, боясь остановиться хотя бы на минутку, боюсь обернуться и увидеть все то же бесконечное белое поле, стаи черных воронов над головой. В ушах стоит гул, я отчаянно пытаюсь вспомнить, с какой стороны прибежал. Не могу. Бросаюсь во все стороны. Никого. Ни одной живой души. Ни гудков поезда, ни шума вокзала. Сил совсем не остается, усталость берет свое. Оказавшись возле полуразрушенного сарая, я приседаю на кучу какого-то тряпья, прижавшись к стене. Дрожу от холода, трясусь всем телом, стучу зубами, продолжая угасающим голосом звать маму. Хрипло, едва слышно, пока не исчезают все звуки. Перед глазами мерцают белые точки, сливаясь в призрачный туман. Обледеневшие ресницы тяжелеют, и вдруг мне становится тепло и спокойно, как несколько часов назад — в уютных нежных объятиях. Ваниль и корица… Мне кажется, что она рядом, вернулась и обнимает меня, согревая, укачивая, и я слышу ее голос, который повторяет нашу любимую считалку:

Шесть-три, черепаха,
Два-четыре, пальмочка,
Пять на паруснике опять.
Уплывает вслед за ним,
Весь в полосочку дельфин.
Остаешься ты один….

***

США, штат Иллинойс. Чикаго.

29 ноября 1995 г.

«Мой дорогой друг!

Спешу сообщить тебе, что я выполнил твое поручение, которое оказалось весьма хлопотным и сложным. Но результат должен тебя удовлетворить. Однако мне не удалось получить сведения о нахождении некой собственности, которую ты стремился вернуть. Я буду продолжать поиски, и рано или поздно они приведут к успеху.

Я передал твое послание, и, к сожалению, не получил ответа. Слишком эмоциональный момент, непростой. Это произошло быстро, с минимальными страданиями, и без последствий, которые могли бы побеспокоить тебя.

Мой дорогой друг, вся бюрократическая и юридическая сторона вопроса соблюдена, она вернется домой частным самолетом завтра в два часа дня.

P.S. Она была отважной и красивой женщиной. Никогда еще задача не была для меня столь тяжелой. Надеюсь, мои моральные мучения будут достойно вознаграждены.

Твой верный слуга Р.

Глава 1

Россия. Ростов Великий. 1996 год.

— Почему именно этот мальчик? Он у нас совсем недавно и еще не до конца адаптировался. У вас могут возникнуть с ним сложности. Вы хорошо подумали? — крупная суровая женщина в сером шерстяном костюме, из-под которого выглядывала неопределенного цвета блузка, поочередно одарила потенциальных усыновителей пристальным взглядом. Когда им перевели ее слова, молодые супруги Спенсеры, приехавшие за приёмным ребенком из Америки, переглянулись и синхронно кивнули. Вежливо улыбнулись.

— Мы видели мальчика на прогулке, — произнесла Эмма Спенсер по-английски, прижимая к груди сумочку из мягкой бежевой кожи. Девушка-переводчица, скромно расположившаяся на выцветшей тахте у стены за спинами Спенсеров, быстро перевела сказанную фразу, но Антонина поняла и без нее. Стивен Спенсер обнял жену за плечи, нежно ей улыбаясь.

Лютаева Антонина Федоровна почувствовала легкое раздражение, глядя на явно небедствующих американцев, которых непонятно каким ветром занесло в их края. Документы в порядке, придраться не к чему, еще и крупный благотворительный перевод сделали. Все такие идеальные, чистенькие, с красивыми улыбками, но заведующую все равно что-то в них настораживало. Она и сама не могла объяснить причины своей неприязни и недоверия. Патриотические ли чувства взыграли или какой другой фактор…