— Но она была, Джером. И всегда будет. Я вижу ее каждый раз, когда смотрю на тебя. Зачем ты дал мне это чёртово письмо? — всхлипывает она, прикусив губу. Я снова шагаю к ней, но Эби вытягивает руки, останавливая меня, и продолжает срывающимся голосом:
— Не представляю, как можно выжить после того, что она сделала, как ты вообще сохранил способность что-либо чувствовать. Но я не хочу быть утешением. Я понимаю, что ты нуждаешься во мне, в Кеннете, но этого недостаточно. Отталкивая тебя, я ограждаю себя от испытываемой боли, думаю обо всем, что произошло с нами, — она прерывается, судорожно вздохнув. — В твоей истории безумной любви я всегда была на заднем плане. Ты бы не выбрал меня, сложись обстоятельства иначе. А я хочу, чтобы мужчина, которого я люблю, каждый день, каждую минуту своей жизни без капли сомнения выбирал меня. Я хочу занимать все его сердце, а не склеивать обломки после другой. Можешь считать меня эгоисткой, идеалисткой или наивной дурой, продолжающей верить в сказки, где для каждой принцессы уготован один единственный преданно любящий ее принц, но на меньшее, Джером, я не согласна.
— Только ты, я помню, — рассеянно киваю я, пытаясь переварить все, что наговорила Эби. — Мне интересно, что ты будешь делать, если я позволю тебе переехать или уеду сам? Займёшься поисками принца? Не думаешь, что может попасться такой же чокнутый, которого не устроит то, что в твоей жизни уже была безумная любовь? Такая мысль не приходила к тебе в голову?
Эби качает головой, в глазах появляется растерянное выражение.
— У любого человека есть прошлое, Эби, — с мягкой настойчивостью продолжаю я. — Это вовсе не значит, что он не способен строить свое будущее так, как считает нужным.
— У меня нет такого прошлого. Я любила тебя с детства, — и снова отчаянная тоска в звучащем голосе ударяет в сердце.
— Тебе было одиннадцать. Прости, что не ответил тебе взаимностью, — черт, это совсем не то, что я хотел сказать.
— Ты сейчас смеешься надо мной?
— Это ирония, — возражаю я. — Просто пытаюсь понять, почему ты так просто отказываешь от меня?
— Просто? — она изумленно смотрит на меня, в изумрудных глазах штормит океан ярости. — Ты считаешь, что это просто?
— Я целый год живу, как на вулкане, пытаясь не давить на тебя, быть примерным мужем и отцом, терплю перепады твоего настроения, делаю все, чтобы сократить пропасть, выстраиваемую тобой между нами с завидной регулярностью. Что еще я должен сделать, чтобы доказать, что только ты и Кеннет есть в моей жизни? Хорошо подумай, прежде чем ответить, и имей в виду, что я никогда не позволю тебе уйти. Если понадобится, я выставлю охрану по периметру и буду держать под замком до тех пор, пока ты не повзрослеешь.
Возможно, угрозы и ультиматумы не лучший выход из наших разногласий, но она должна четко понимать, что никакой другой жизни вне стен нашего с ней дома не будет. Просьба отпустить ее — вверх абсурда и глупости.
— Я уже сказала, что мне нужно, Джером, — подавленно отзывается Эби, словно мои слова не произвели на нее должного впечатления.
— Все это у тебя есть, — в сердцах бросаю я.
— Тогда почему ты не можешь сказать вслух? — ее взгляд застывает на моем лице в напряжённом ожидании. Я качаю головой, отступая назад.
— Потому что я больше не верю в слова.
— Но просишь поверить тебе на слово, — горько напоминает Эби, — Джером, у тебя было достаточно времени для того, чтобы понять, чего ты хочешь. От меня, от нас, но я всегда знала, чего хочу. Еще задолго до того, как мы снова встретились, я каждый год под рождество загадывала одно и то же желание. И оно сбылось, как всегда, в искажённом свете. Ты мой, но только формально.
— Я твой во всех возможных смыслах, Эби, но у тебя не хватает смелости принять свой рождественский подарок.
Она судорожно вздыхает, опуская руки и непроизвольно глядя на свое обручальное кольцо. Мой словарный и моральный запас иссяк. И если она действительно любит меня, то поймет все, что я пытался сказать. Я подхожу к столу, забираю свой пиджак со спинки стула и направляюсь к выходу.
— Ты уходишь? Сейчас? — с горечью спрашивает Эби дрогнувшим голосом. Я останавливаюсь. Собираясь ответить, но она опережает: — Ну и катись в свой офис. Старается он! Двенадцать часов твоего времени принадлежит корпорации, которую ты хотел когда-то уничтожить.
Я медленно разворачиваюсь, окидывая Эби сдержанным взглядом. Ее лицо пылает от гнева, в глазах стоят слезы. Она потрясенно вздыхает, когда я улыбаюсь ей открытой спокойной улыбкой. Эби сказала, что любит меня, а со всем остальным дерьмом мы справимся.
— Уничтожение, малышка, тоже требует немало времени и сил. Но я не собираюсь возвращаться в офис сегодня, я хочу подняться к сыну и быть рядом, когда он проснётся.
Эби не отвечает, часто моргая и растерянно глядя на меня. Моя улыбка становится шире и, подмигнув застывшей в изумлении жене, беспечной походкой направляюсь к лестнице.