Immortal Beloveds (СИ)

После этого я вошел в первый попавший бар. Я пил и пил, пока земля не начала уходить из-под ног, пил с ужасающей, непроходящей прозрачностью в мозгах. Чувствуя острый страх - и не менее острое облегчение. Я понятия не имел, зачем сделал это, но уж точно не из чувства вины… Единственное чувство вины, что я испытывал на данный момент, было исключительно перед моей женой. Несмотря ни на что я знал, что буду любить ее всегда, но хватит ли ее любви, чтобы простить такое?

Это случилось не сразу - как раз накануне Крисова второго дня рожденья. Часть времени я кошмарно мучился, не в силах придумать, как сказать Кире. Пока, в конце концов, не выложил все прямо, как есть.

Она долго смотрела на меня, так долго, что мне стало безнадежно страшно. Мы знали друг друга многие годы, но сейчас я не был уверен, что она сделает - ударит меня, устроит скандал или выгонит из дому. А она спросила:

- Скоро?

- Не знаю. Он не сказал.

- Тогда ладно… Это же Лассе - он обязательно позвонит заранее… и я успею сделать уборку.

Он действительно позвонил. Ровно в девять вечера я открыл дверь, держа Криса на руках, - глаза Лассе широко распахнулись, осияв бледное лицо, и пока он проходил в дом, они не отрывали друг от друга взгляда… а потом Крис вдруг протянул к нему руки. Наш Крис, который всем улыбался, но никогда ни к кому не протягивал рук, включая меня и Киру! И я отдал его, боясь даже взглянуть на жену, потому что почувствовал - еще секунда промедления, и наш Крис, который никогда ничего не добивался криком, просто зайдется в истерике.

Оказавшись в непосредственной близости, он несколько секунд внимательно изучал лицо Лассе, будто хотел его запомнить, а потом обхватил за шею. Только тогда я осмелился поднять взгляд на Киру - она напряглась, хотя не так чтобы очень.

- Поздоровайся, милый, - сказала она мягко.

Крис откупился улыбкой, но не проронил ни слова.

Лассе пробыл у нас пару часов, Кира показывала ему дом, потом мы немного выпили в гостиной. Странно, но мы чувствовали себя удивительно комфортно для сложившейся ситуации - разговаривали и даже смеялись. Все это время Крис сосредоточенно молчал, пока не заснул на руках у Лассе, и тот осторожно передал его Кире, стараясь не разбудить. Я лишь заметил, как сильно дрожали ее руки, когда она его брала.

- Если вы против, я больше не приеду, - сказал Лассе вдруг, когда я вышел проводить его до такси.

- Мы не против, - ответил я за себя и Киру, не имея на это ни малейшего права, и если на то пошло - ни малейшей причины. Я просто это сказал, а он кивнул мне и улыбнулся. В глазах его сияли очень далекие звезды.

Утром я проснулся оттого, что кто-то сидел верхом и нетерпеливо открывал мне веки пальцами.

- Пап, вставай! Проснись, ну!!

- Что такое?…

Крис смотрел выжидающе, с тревогой, из глазниц полыхала поздняя осень. Только сейчас я вдруг обратил внимание, насколько светлая у него кожа - так, что даже медно-красные брови и ресницы смотрелись темными. При такой цветовой гамме кажется, что и пахнуть он должен осенними листьями - но у Криса был совсем другой запах. Когда, дождавшись отпуска, выбираешься наконец к океану, когда до него еще сотни миль, ты все равно уже чувствуешь этот аромат - морские брызги, воздух побережья и восхитительное ничегонеделанье… Я называю это запахом счастья, и он мне знаком. И не забыть его ни через пять лет, ни через пятьдесят.

- Что случилось, Крис?

- Пап… а он мне не приснился?

- Нет. Не приснился.

- Хорошо…

В его голосе было громадное облегчение. Он не спросил, вернется ли Лассе - будто и так знал.

Есть вещи, которые нет смысла обдумывать или обсуждать. Для яростного не-фаталиста вроде меня эта мысль почти революционна.

Лассе приезжал к нам не часто - но и не редко, несколько раз в год. Он никогда не приносил подарков, однако Крис чуть ли не в обморок падал от радости, когда он переступал порог нашего дома. И еще - не знаю, как это объяснить, но Крис всегда знал - задолго, за несколько часов, даже до его звонка он просто бросал все свои дела, подходил к окну и ждал. И не ошибся ни разу. Они практически не разговаривали - Крис просто сидел у него на руках, обняв за шею, потом рядом, и только ненадолго оставаясь наедине, они общались. Мы никогда не спрашивали сына, о чем, а он не считал нужным рассказывать - не потому что секрет, а потому что нам это ни к чему.

Я все ждал, когда же у Киры лопнет терпение, но казалось, ему нет конца.

Однажды они сидели рядышком, как обычно, - Крису было лет пять или шесть - и он вдруг спросил:

- А зачем тебе два колечка?

Я непроизвольно вздрогнул. Крис держал руку Лассе, прокручивая кольца у него на пальце.

- А что?

- Пока ничего, - тот критично осмотрел свою руку. - Но когда вырасту - ты подаришь мне одно?

- Если захочешь, - произнес Лассе медленно. Кира была на кухне, и я от души надеялся, что она этого не слышала.

Позже, когда мы уложили Криса и вышли на улицу, Лассе вдруг повторил свой вопрос:

- Вы действительно не против моего… присутствия?