Immortality

Для определённого типа существ даже милосердие бывает недоступным.

Влажные амазонские леса, кишевшие живностью, были достаточно безлюдны для того, чтобы перестать осознавать себя человеком. Я перестала сражаться с природой и превратилась в того, кем была с момента перерождения. То есть, нет - не превратилась, я вспомнила, как это – быть хищником. Я вытравила из себя человека. Оставаться им для меня стало очень болезненно.

После многодневной гонки от причин этой боли, я обнаружила себя в лесах Южной Америки. Чувство времени потерялось где-то по пути, и сколько дней и ночей, а может быть лет и веков я провела, охотясь и просто поддерживая существование – мне неведомо. Я отпустила себя, чего не делала довольно давно, и вскоре ничто не занимало меня больше, чем охота. Незачем было сдерживаться, все мои многолетние тренировки по контролю жажды оказались ненужными. Неинтересно было – что, когда и в каком количестве есть, - я просто перестала это контролировать: стоило лишь почувствовать запах добычи, услышать её сердцебиение, как она уже была обречена.

Последнее, что оставалось во мне от первоначальной меня – это нежелание человеческой крови. Оно было сродни отвращению: я слишком долго прожила среди людей, чтобы допустить мысль питаться ими. Я превратилась в хищника, но не стала монстром. За много миль я чувствовала редкие поселения немногочисленных местных племён, что позволяло обходить их как можно дальше. Я не боялась за свою выдержку, не боялась за их жизни. Определённые опасения могли возникнуть лишь за душевное спокойствие того, кто случайно повстречает на своём пути человекообразное существо, отдалённо напоминающее женскую особь. Мне не нужна была обувь, не нужна была одежда, я не заботилась о том, как выгляжу, и, честно говоря, всего этого в моей голове просто не было.

Я перестала испытывать жажду, насыщая себя как только чувствовала приближение к горлу её когтистых лап. Мой щит, под которым я пребывала теперь уже постоянно, стал истончаться. Я чувствовала и видела это по тому, как реагировали на меня мои жертвы. Потеря контроля над жаждой открывала меня для мира. Всё чаще моё появление предугадывалось: не только необъяснимый страх, который испытывали при нём все живые существа, но также и запах начал просачиваться сквозь ментальный щит, заставляя жертвы убраться с моего пути.  Необходимо было снова брать себя в руки, но мне отчаянно этого не хотелось.

Это пришлось сделать в одночасье, когда почти забытое чувство тревоги заставило оглянуться через плечо. Я зашипела больше из-за разочарования, нежели от страха. Вампира ещё не было видно, но кто-то определённо должен был появиться на противоположном берегу широкой, заросшей тиной реки. Кто он был, зачем он здесь? Было ли его целью найти меня, или же это кочевник, случайно забредший в эти забытые богом места. Единственное, что я чувствовала – раздражение от того, что придётся уйти. И сделать это надо было как можно быстрее: больше никаких вампиров в моей жизни!

Я перебралась в горы, направившись к югу от амазонских дебрей. Живность там была более разнообразной, и некоторое время я провела, наслаждаясь новыми вкусовыми ощущениями. Ламы, пумы, кугуары – все они достаточно хорошо питали меня, но никак не способствовали восстановлению щита.  Нужно было остановиться, и я отправилась в Новую Зеландию: край света для тех, кто желает никогда не быть найденным. В том числе и для вампиров: скудность предлагаемого Южным островом рациона отпугивала от него подобных мне существ.

Я жила в горах, иногда спускаясь в долины. Моё вегетарианство стало похоже на веганство: кролики, мелкие грызуны – вот и всё чем я питалась. Иногда я воровала на фермах коров и свиней. Свиная кровь была самая сладкая, но я редко позволяла её себе: всё-таки целью моего пребывания здесь было восстановление утраченной прочности щита. Лёгкая жажда снова стала моей спутницей, но переносила я её гораздо легче, чем в первые годы. Вновь обретая, я чувствовала, как вместе с ней в меня постепенно возвращается насильно выгнанная человечность.

Однажды я застала себя сидящей на вершине горы, любующейся закатом. Краски, которыми лучи упавшего за горизонт солнца раскрасили небо, были невыносимо прекрасными: от режущего глаза бело-розового до тёмно-красного; от нежно-голубого до насыщенного фиолетового.  Вспомнить названия цветов получилось не сразу, но когда, наконец, это удалось, я радостно рассмеялась. Впервые за много дней. Или веков. Осознав это, я рассмеялась ещё громче, и неожиданно чувство неимоверного облегчения затопило меня: я наблюдала, как умирал день. Я любовалась этим зрелищем. Я ценила красоту.

Я всё ещё была человеком.