ИМПЕРАТОР

Бубенцов распахнул стеклянную дверь. И обнаружилось, что ни в ресторанном зале, ни вообще во всём окружающем пространстве, а вполне возможно, что и во всём мире за эти прошедшие минуты его отсутствия ничего не изменилось. Всё тот же ровный гомон стоял в дымном воздухе. Никто о нём не вспомнил, не хватился. Точно он, вкупе со всем своим огромным достоянием, ничего не значил.

Ерошка некоторое время помедлил в проёме. Две пальмы росли справа и слева от прохода, соединяясь ветвями, образуя арку над его головой. Поток тропического тепла выкатывался навстречу из шумного зала, едва не сносил с ног. От этого тепла покалывало замёрзшие щёки и лоб. Пещерным, первобытным духом веяло из глубины, где шевелилось, галдело многорукое растревоженное племя. Ерошка топтался в дверях, вглядываясь в укромные углы, не решаясь вступить в опасные заросли. Из-за мохнатых стволов там и тут показывались свирепые, красные лица. Иногда над столами, чертя воздух чёрными крыльями, проносились официанты во фраках. Они пикировали сверху, уклонялись в последний миг от смертельного столкновения с землёй, расхаживали вокруг на пружинистых ногах, раскладывали по столам принесённые куски добычи.

Бубенцов вышел наконец из-за пальмы, направился к своему столику. Встрепенулись музыканты на маленькой эстраде. Ударили смычки, тихо заголосили скрипки. Одна из скрипок, когда Бубенцов проходил мимо, не удержалась, зарыдала мужским трагическим баритоном.

Бубенцов ещё не вполне понимал истинный масштаб события, участником которого он оказался, но знал твёрдо: надо остерегаться. Инстинкт подсказывал, что ситуация хотя и благоприятна, но крайне опасна. Тут, быть может, сама его жизнь поставлена на карту. И неизвестно ещё, какого достоинства та карта, на которую поставлена его бесценная, единственная жизнь. Вполне возможно, что вовсе не козырный туз и не король бубен, а самая мелкая шестёрка треф.

Психологически Ерофей уже вполне освоился с произошедшим, сознание его приняло свершившийся факт, примирилось с ним. Чего ищет человек, внезапно обретший сокровище? Он ищет уединения. Бубенцову не терпелось поскорее отделаться от друзей, распрощаться, уйти домой, запереться в отдельной комнате и всё не торопясь обдумать.

2

Друзья его, Бермудес и Поросюк, разливали водку в большие хрустальные рюмки. Официант, доброжелательно поглядывая на них, хлопотал за соседним столиком, позвякивал, прибирал посуду. Шлягер пропал.

— В туалете, — объяснил Бермудес. — Я думаю, милочка, простатит у него. Так и шмыгает туда-сюда.

— Странный тип, — сказал Бубенцов, присаживаясь. — Приятель твой. Где ты его выкопал?

— Да, со странностью, — согласился Бермудес. — Только он не мой приятель. Я его второй раз вижу.

— Откуда взялся?

— Пристал случайно. — Бермудес на секунду задумался. — Да. На съёмочной площадке в Красногорске. По-моему, простой директор.

— Нажрался, пока тебя не было, — сказал Поросюк. — Хвастал, что человечиной питался. Целую неделю. На Севере в буран попали. Друг ногу сломал. Выставит на мороз, а потом отпилят. Оба, говорит, ногой этой питались, пока спасатели их искали...

— Любит дешёвые эффекты, — сказал Бермудес.

— Роднее братьев, говорит, стали. Примёрзли друг к другу. Ломом отковыривали.

За спиной послышался звон упавших ножей, женский взвизг. Приятели обернулись. Нынешнее появление Шлягера составляло решительный контраст с его первоначальным образом, когда он был подчёркнуто робок, стеснителен. Шлягер небрежно отстранил вскочившего Поросюка. Плюхнулся на стул, закинул ногу за ногу.

— Наливай! — приказал кратко, ни к кому не обращаясь. — Штрафную!

Все молчали, никто не пошевелился. Глядели на Шлягера.

— «Ведь мы ж не пр-росто так! Мы штр-раф-ники!..» — речитативом пропел Шлягер, нарочно подпустив хрипа в козлиный свой голос. — Гитары, жаль, нет.

Порыскал глазами вокруг, как будто ища гитару. Подхватил графинчик, наполнил фужер по самые края. Влажные его руки дрожали. Всё происходило в полнейшей тишине.

— Ну, вздрогнем!..

— Вздрагивали уже, — сказал Бубенцов, следя за тем, как ходит кадык у запрокинувшегося Шлягера.

Шлягер в три больших глотка опустошил фужер. Выдохнул жарко, с шумом. Потрепетал ладошкой вокруг огнедышащего рта. Бубенцов во все глаза глядел на непонятного человека, который так неожиданно ворвался в его жизнь, всё в ней расшвырял, перевернул, перепутал. Шлягер же сидел жевал салат, не обращая никакого внимания на Бубенцова. Бубенцов покашлял. Шлягер поглядел на него с таким выражением, как будто видел впервые. Гримаса отвращения исказила его черты.

— Сумочку-то верните, — сказал Шлягер. — Вам она ни к чему, а с меня спрос.

— Какую... сумочку?

— Казённую. Я директор фильма, — почужев лицом, хмуро и трезво сказал Шлягер. — Вы сумку упёрли. Там реквизит. Для кино.

Бубенцов приподнялся. Шлягер поспешно отодвинулся вместе со стулом. Взвизгнули ножки, проехав по полу.

— Э-э-э, Ерошка, Ерошка! — Бермудес встал между ним и Шлягером.