Император

Вот так, потихоньку, квартал за кварталом город утихал. Правда, ушло на это три дня. Кто хотел продолжать гудеть – смещался в подходящие кварталы. Большинство же прекращало.

– Все закончилось… – тихо произнес он, пустыми глазами смотря на город.

– Наконец-то… – вздохнула Анна.

– Я не празднование имею в виду.

– А что?

– Мне кажется, что игра подходит к концу.

– Не понимаю… – покачала головой императрица, а потом вдруг вздрогнула и удивленно взглянула на мужа, – но почему?

– Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить, – произнес, пожав плечами, Петр. – Этому телу уже сорок три года. Время еще есть, но силы уже не те. Кроме того, я завершил большое дело. Начинать новое можно, однако я наверняка не успею до конца жизни.

– Петя…

– Аня, все хорошо. Не переживай. Я сделал то, что хотел. И что делать дальше, я не знаю. Я ведь, по сути, стал не просто императором России, добившись признания нового статуса государства. Нет. Я фактически стал императором Европы, а пожалуй, что и Евразии. Ты ведь сама видела, сколько набилось в храм правителей всех более-менее влиятельных держав. Конечно, формально политического главенства Москвы они еще не признали, но Таможенный союз, стремительно сминая национальные кордоны, уже очень скоро скажет свое веское слово. Пока они меня просто боятся и моя власть над ними в силе и военном могуществе России. А уже лет через пятнадцать-двадцать окажется, что они, даже если и захотят, ничего сделать не смогут. Свои же буржуа придушат. Мне скучно. Да нет, просто уныло дальше работать, понимая, что я уже победил и остается только разделить шкуру этого истекающего кровью медведя. Мы с тобой слишком сильно ударили. Вот у меня и возникло это странное чувство. Что делать, когда ты добрался до вершины неприступной скалы, а дальше идти некуда? Дальше нужно спускаться вниз, и настоящих достижений больше не будет. Грустно и обидно. Хоть в самом деле сыну власть передавай.

– Передашь ты ее. И что дальше? Что ты делать-то будешь? Не усидишь ведь.

– Мы могли бы с тобой путешествовать. Я знаю массу удивительных мест. Да и вообще – мало ли занятий? Кто помешает мне заняться искусством? Той же литературой или живописью. Можно наукой. Или вообще – попытаться создать кинематограф, который только-только делает первые шаги через кинохроники. Мне нужно новое дело, чтобы можно было бы вновь рваться вперед, чтобы было куда расти.

– Хм… – задумчиво произнесла Анна. – Ты думаешь, Саша справится?

– Я уверен. Тем более что я не собираюсь бросить дела, обрубив все концы. Это глупо. Начну вводить Сашу в политику. Посажу канцлером. А я сам со своим авторитетом и влиянием буду стоять за его спиной. Точнее лежать на мягком диване, наслаждаясь массажем и ароматным кальяном. Ну и, разумеется, направлять, когда потребуется. И если что-то пойдет не так, вмешаюсь.

– Не знаю… мне что, тоже бросать дела?

– Смотри сама.

– Тогда я, пожалуй, останусь на посту. Чтобы невестки и зятья не озоровали. А то расслабятся еще.

– Ну, это да, это правильно, – усмехнулся Петр.

Конечно, то, что он говорил супруге, было правильным. Для него. Хотя и не до конца откровенным. На самом деле он чувствовал не только тревогу, но и странное беспокойство. Его чутье, выработанное за несколько веков жизни, буквально вопило об опасности. Все шло слишком хорошо. Так не бывает. А гласит старая пословица: «Если наступление идет по плану, оглядись, возможно тебя окружают».

С одной стороны, данные разведки и контрразведки говорили о том, что Москве и ему лично ничто не угрожает. Само собой, какая-то возня шла, и, как обычно, кто-то готовил на него очередное покушение. Но все было под контролем. Но с другой стороны, сколько с кувшином по воду не ходи, когда-нибудь он обязательно разобьется. И его интуиция подсказывала, что этот момент наступит в ближайшее время.

Глава 9

7 ноября 1715 года. Москва

Завершились празднества.

Жизнь в России вошла в привычный ритм, больше подходящий какому-то скупому протестантскому карлику, чем огромной империи. Впрочем, Петр по этому поводу не рефлексировал. Повторять глупость Византии и упиваться бессмысленной пышностью и вульгарной роскошью он не собирался. Ибо не было смысла. Ему неинтересно, а остальным не даст, чтобы не развращались. Как говорится – и сам не пьет, и остальные спортом занимаются. Не всем это приходилось по душе, но это уже было и не важно. У императора уже была такая репутация и такой монументальный политический вес, что он мог позволить себе много больше этой маленькой шалости.