«Пока я не буду иметь уверенности в содействии поляков, я решился не начинать войны. Если это содействие должно осуществиться, то надобно, чтоб я имел тому доказательства несомненные. Разрыв с Францией кажется неизбежным. Цель Наполеона — уничтожить или по крайней мере унизить последнее самостоятельное государство в Европе. Хотя и была бы возможность продвинуть наши силы до Вислы, даже перейти ее и вступить в Варшаву, однако благоразумнее не основывать своих расчетов на таких выгодных возможностях. Поэтому надобно создать центр действий в собственных областях. Русское войско имеет за собою обширнейшее пространство земли для отступления, причем Наполеон, удаляясь все более и более от своих средств, будет увеличивать свои затруднения. Если война начнется, то у нас решено ее не прекращать. Военные средства приготовлены обширные; общественный дух превосходен и существенно разнится от того, какой был во время первых двух войн; нет более хвастовства, которое заставляло презирать неприятеля. Напротив, оценивают свою силу, думают, что неудачи очень возможны, но, несмотря на то, принято твердое решение поддерживать честь империи до последней крайности. Какое впечатление произвело бы присоединение к нам поляков в таких обстоятельствах! Масса немцев, влекомых силою, конечно, последовала бы их примеру»[11]
.Решение Польского вопроса определяло способ начатия войны; вследствие этого оно же определяло и отношения России к Турции и Австрии. Если бы Чарторыйский дал уверенность, что в Варшавском герцогстве можно получить опору в предстоящей войне, то Александр. пошел бы туда навстречу к Наполеону, причем, разумеется, нуждался в поддержке со стороны Пруссии и Австрии. Для приобретения согласия последней на восстановление Польши под скипетром русского государя Александр готов был уступить Австрии Молдавию и Валахию. Но когда Чарторыйский дал ответ неудовлетворительный и когда решено было принять врага на русской почве, то Александр отнесся гораздо равнодушнее к вопросу, на чьей стороне будут Австрия и Пруссия. Если б последняя объявила себя на стороне России, то, конечно, последняя должна была бы для ее защиты двинуть свои войска в ее области, здесь встретить Наполеона, и тогда могли бы повториться все невыгоды войны 1807 года. Приближение «великой катастрофы» ужасало прусского короля.
«Мое несчастное положение вам известно, — писал он Александру в конце марта 1811 года. — Взгляд на карту, на расположение французских войск, военные дороги и сообщения покажет, в каком беспримерном положении нахожусь я, с какою осторожностью должен действовать, чтоб не подвергнуть мое государство гибели. Без благоприятной перемены дел я могу найтись в необходимости пойти такою дорогою, которая наиболее противна моим желаниям и правилам. Война между Францией и Россией будет всегда для Пруссии величайшим бедствием».