Император Александр I. Политика, дипломатия

Человек входит в незнакомое общество, к которому не принадлежит по своему происхождению; он чувствует неловкость, самолюбие его страдает — как на него взглянут: не будет ли чего-нибудь оскорбительного в приеме, не дадут ли ему чувствовать своего превосходства. И как он будет благодарен тому члену этого общества, который пойдет к нему навстречу с распростертыми объятиями, своим дружеским обращением ободрит, даст развязность, заставит забыть, что есть какая-то неравность. Император Александр поспешил заслужить эту благодарность Бернадота, обратившись к нему с самым любезным письмом; в яваре 1811 года русский посланник Сухтелен застал наследного принца в восторге от этого письма. «Из всех писем, какие я когда-либо получал в моей жизни, это самое для меня лестное, — говорил Бернадот. — Не могу выразить, как оно меня тронуло, особенно этот задушевный, дружеский тон письма, который, смею сказать, я заслуживаю своим уважением и преданностью к особе императора». На Бернадоте лежала теперь вся ответственность, ибо за тяжкою болезнью короля он управлял государством. Положение было затруднительное: он был лично нерасположен к Наполеону и рассчитывал на непрочность его могущества; император Александр умел привлечь его к себе. Лично наследный принц Шведский охотно соединился бы с Александромпротив Наполеона, который не переставал раздражать его; но Бернадота останавливали другие соображения: он должен был прежде всего заботиться о шведских интересах, должен был отблагодарить шведов за свое избрание блистательными заслугами, утвердить этим свою династию. Союз с Россией или Францией должен был принести Швеции большие выгоды. Россия не могла возвратить Финляндии; она предлагала то, что Петр Великий предлагал Карлу XII-му за уступку Балтийского побережья, — Норвегию, на что Карл XII и соглашался. Мысли великих людей рано или поздно исполняются, и теперь, почти век спустя, Россия предлагает Швеции за союз свое содействие в приобретении Норвегии.

С другой стороны, Наполеон, хотя поздно, хотя поневоле, вследствие нерасположения своего к Бернадоту, предложил союз: Швеция должна напасть на Финляндию с 30.000 войска, за что Наполеон обязывается не мириться с Россией без того, чтобы она не уступила этой страны Швеции. Но оба предложения, и русское и французское, одинаковы по своей неверности: за Финляндию надобно опять воевать, и кто знает, чем кончится война у России с Францией, а всякий знает, как Наполеон исполнял свои обязательства, особенно относительно людей, лично ему неприятных. Бернадот склоняется на сторону России; но потом его берет страшное раздумье насчет следствий нашествия Наполеона на Россию, и он перед самым этим нашествием предлагает Наполеону союз, но с тем, чтобы кроме Финляндии ему досталась и Норвегия. Быть может, он был уверен, что Наполеон не согласится на это, как и действительно случилось, и хотел только очистить себя в своих собственных глазах и глазах тех, которые могли упрекать его за несоблюдение шведских интересов. Во всяком случае двойная игра — такое явление, которое оправдано быть не может, может быть только объяснено. Такие времена, как наполеоновское, времена насилий и захватов, самых бесцеремонных со стороны сильного, бывают очень неблагоприятны для развития международной нравственности, честности, ибо слабые позволяют себе двойную игру, оправдываясь насилием сильного, указывая в нем пример игры в обещания, договоры, указывая на невозможность бороться с ним открыто, чисто. Заявление, сделанное императором Александром в Австрии перед ее войною 1809 года насчет несерьезности вспоможения своего Франции; заявление, сделанное императором Францем России перед войною 1812 года; почти постоянная двойная игра Пруссии с Францией и Россией, двойная игра наследного принца Шведского — вот явления, которые характеризуют время и падают, разумеется, прежде всего на главного грешника.