Граф Нессельроде стал известен своими способностями как секретарь русского посольства в Париже в то время, когда готовилось падение тильзитской системы. Видя, что разрыв близок, Нессельроде оставил Париж и через Вену отправился в Петербург. В Вене ему хотелось повидаться с Меттернихом, с которым был дружен; но от старого друга он не добился ничего положительного, не получил никаких обещаний. В Петербурге император Александр так определил его будущую деятельность: «В случае войны мне нужен будет человек молодой (Нессельроде было тогда с небольшим 30 лет), могущий всегда следовать за мною верхом и заведовать моею политическою перепиской. Канцлер граф Румянцев стар, болезнен, на него нельзя возложить этой обязанности. Я решился остановить свой выбор на вас; надеюсь, что вы верно и с должным молчанием будете исполнять это поручение, доказывающее мое к вам доверие». Гёнц, говоря, что знал графа Нессельроде с первой молодости, находился с ним в самых искренних отношениях, изучил его характер вполне, представляет нам его человеком благоразумным, умеренным, без всяких наклонностей к честолюбию, интриге, чуждым романтических проектов и другом мира; по мнению Гёнца, влияние графа Нессельроде будет всегда благодетельно и безопасно для соседей России. «В этом отношении, более отрицательном, правда, чем положительном, его назначение драгоценно для всех тех, которые интересуются общим спокойствием. Он не будет довольно силен, чтоб всегда предотвращать причины нарушения спокойствия, но по крайней мере он никогда не будет им благоприятствовать».
Здесь замечательно выражение, что граф Нессельроде был чужд романтических проектов, ибо Меттерних смотрел на деятельность императора Александра как на романтическую. Человеком, избранным для внешних сношений в соответствие этой романтической деятельности, в Вене считали графа Каподистриа. Каподистриа, грек из Корфу, был несколькими годами старше Нессельроде. Значительное время своей молодости провел он в Падуанском университете, изучая медицину; потом переехал в Вену, где ему посоветовали отправиться в Петербург. Здесь он вышел скоро на вид, благодаря особенно покровительству Новосильцева, и стал служить по дипломатической части, а приблизился к государю не ранее 1814 года; «величайшее бескорыстие относительно мест и денег, простота и скромность поведения, большая откровенность, очень искусно соединенная с большим подчинением» день ото дня укрепляли, усиливали, по словам Гёнца, кредит Каподистриа у императора Александра. Другие современники, хорошо знавшие Каподистриа, люди не романтического направления, отзывались о нем, что он очень умен, но иногда ему недостает рассудительности; он обладает проницательностью, тонкостью, но не всегда логикою; находили, что у него нет опытности в людях и делах; что он трудится для мира, составленного из избранных, столь же совершенных, как он сам; его упрекали тем, что он прельщен сочинениями Гизо. Сравнивая его с Поццо, говорили, что у Каподистриа душа чище, чувства благороднее, бескорыстнее, но у него далеко не те средства, как у Поццо, не те познания, особенно нет такого здравого, практического смысла, необходимого для ведения дел в сем дольнем мире. Таков был слуга того направления деятельности императора Александра, которое в Вене называли романтическим. Но в минуту, на которой мы остановились, это направление тщательно скрывалось; страшная борьба была еще далека до своего окончания.