Император Александр I. Политика, дипломатия

В Германии также обнаружилось революционное движение и прилило к самому чувствительному здесь месту — к университетам; но среди либеральных планов и мечтаний у стариков и молодых можно заметить также одну главную цель, одну главную потребность — единство Германии. В революционных судорогах Италии была явственна та же цель, но еще с большим освещением: со стремлением к единству страны соединялось стремление к освобождению от чужого ига. В Испании революционное движение присоединялось вследствие внешних причин к преобразовательному движению, которое началось для страны еще в XVIII веке, и нельзя было не заметить, что эти движения мешали друг другу, а разделить их или примирить не было ни силы, ни разумения. Все эти движения застали европейские правительства в союзе, происшедшем вследствие общего действия против Наполеона. Между союзниками сначала господствовали различные взгляды: император Русский отличался либеральным направлением: то есть он думал, что революции должны быть прекращены уступками новому на счет старого, уступками правительств известным законным требованиям народов. Революционные движения, начавшиеся в разных углах Европы, повели к ограничению, к определению этого взгляда: перемены в правительственных формах должны исходить от самих правительств, а не должны вымогаться народами у правительств путем возмущений; во-вторых, не все народы одинаково созрели для либеральных правительственных форм.

Либеральному взгляду русского императора противополагался взгляд австрийского министра князя Меттерниха, не желавшего никаких сделок с революцией. Революционные движения Франции, Германии и южных полуостровов дали Меттерниху большую выгоду: либеральный взгляд определялся, ограничивался, и в этом ограничении уже заключалось важное обеспечение против революционных движений. Меттерних с уступками шел навстречу уступкам со стороны либерального направления (разумеется, не без надежды, что благоприятные обстоятельства освободят его от обязанности делать эти уступки), лишь бы только скрепить союз между государями, заставить их сообща действовать против революционных движений. Но союз правительств против революционных движений был уже не тот, какой образовался против Французской империи: Англия, провозгласив начала невмешательства, вышла из союза; с другой стороны, Франция должна была играть междоумочную, нерешительную роль: как державе конституционной, ей было неловко примкнуть прямо к тройному союзу неограниченных государей, направленному против движений, происходивших с целью получить либеральные правительственные формы.

С другой стороны, как держава континентальная, Франция не могла, подобно Англии, уединиться, не принимать деятельного участия в общих делах Европы. Наконец, зная свою слабость и вражду к Франции других держав, французское правительство видело единственного союзника и защитника в императоре Александре и потому должно было заботиться о поддержании его приязни, что могло быть достигнуто только сближением с русской политикой. Это сближение было тем легче для Франции, что направление русского императора могло служить средним звеном между политикой Франции, условленной ее правительственными формами, и политикой союза неограниченных государей. Император Александр со своей стороны желал присоединения Франции к общему действию — и по сознанию важного значения этой державы, и по особенному расположению к французскому народу, и по той помощи, какую Франция должна была оказывать ему при общих действиях, становясь всегда на стороне более либеральных мер, в противоположность стремлениям Австрии и теперь сильно сочувствующей ей Пруссии.