Император Александр I. Политика, дипломатия

Так образовались отношения между важнейшими державами Европы в 1821 году, когда пришло известие о греческом восстании. Это неожиданное событие если в первую минуту не поражало таким ужасом, как уход Наполеона с Эльбы во Францию или вспышка пьемонтской революции, то, по зрелом обсуждении, представляло страшные затруднения. Только что согласились считать непозволительным восстания подданных против правительств, согласились поддерживать в таких случаях правительства — и вдруг обнаруживается восстание, которое должно составить исключение из принятого правила; а известно, как ослабляется правило, из которого немедленно же должно допустить исключение. Была пора, когда интерес религиозный господствовал, когда европейское человечество сознавало свое значение, свое единство в христианстве и борьбу с иноверцами считало своей самой священной обязанностью. Эта пора высказалась лучше всего в крестовых походах, самом блистательном подвиге героического периода европейской истории. Как героический период Древней Греции ознаменовался движением на восток, в Колхиду, под Трою, так и героический период христианской Европы — движением на Восток в больших размерах и под религиозным знаком. После господства религиозного интереса, которое кончилось реформой, рознью и злой усобицей в западном христианстве, наступает пора, когда господствуют чисто политические интересы: здесь видим стремление известных государств усилиться на счет других, распространить, округлить свою область и получить первенствующее влияние; с другой стороны, видим стремление сдержать подобное движение. В этой борьбе вместе с пугалом всемирной монархии выставлено было знамя политического равновесия.

Под этим знаменем отношения христианских государств Европы к государству мусульманскому, занявшему Балканский полуостров, должны были, разумеется, измениться: христианские государи сочли возможным вступить в сношение, в союз с врагом Креста Христова, поднимать его против государств христианских; потом сочли необходимым поддерживать его существование для охранения политического равновесия. На то, что в Европейской Турции христианское большинство народонаселения находилось под варварским гнетом мусульманского меньшинства, не обращали внимания. Кроме общего направления эпохи этому способствовало еще то, что государства протестантские — Англия, Голландия — невнимательно относились к страданиям турецких христиан по обычной протестантской холодности к религиозным вопросам и по торгашеским взглядам. Державы же католические питали, кроме того, враждебное чувство к христианам восточного исповедания, и последние объявили, что им выгоднее оставаться под властью турок, не посягающих на их веру, чем перейти под власть западных христиан, которых первым делом будет религиозное преследование, насильное обращение к папе.

Западные державы обращали внимание на турецких христиан только по отношению к России: когда понадобилось поднимать Россию против турок, то царям указывали на их священную обязанность — освободить единоверных братии от варварского ига. Когда же Россия в XVIII веке получила возможность мало-помалу исполнять эту священную обязанность, то связь турецких христиан с Россией по единоверию и единоплеменности явилась пугалом для западных держав, явилась как лучшее средство для России разрушить турецкое владычество и вместе разрушить политическое равновесие Европы. Когда Россия громом «преславной виктории» известила Европу о своем вступлении в общую жизнь ее народов, то на Западе, привыкшем руководиться преданиями Рима, сейчас же представили себе, что подле Западной Римской империи должна вскоре явиться Восточная и восточным императором, «цесарем ориентальным», должен быть царь русский. И хотя Петр Великий порешил со всеми этими ветхостями, принял титул императора, но императора русского, а не римского восточного; хотя Фридрих II, ближе других знавший Россию, прославлял Петра за мысль не расширять русские пределы, а сократить их, сосредоточив малочисленное по пространству народонаселение во внутренних губерниях, — однако на Западе постоянно подозревали Россию в намерении овладеть европейскими областями Турции, пользуясь сочувствием единоверного и единоплеменного народонаселения, и выдумывали завещание Петра Великого.