Император Александр III

Никакие меры предосторожности не в состоянии были предотвратить катастрофу 1 марта. Общество предчувствовало ее, ожидало ее и жило изо дня в день под Дамокловым мечом опасности, беспрерывно менявшей свои формы.

Переезд Императора Александра III в Гатчину сразу создал другое положение вещей. Конечно, и там нельзя было считать покушение абсолютно невозможным; но зло утратило характер ежеминутной близости и неизбежности. Явилась возможность думать и заботиться о текущих делах без постоянного опасения, что все эти заботы через несколько дней или часов окажутся совсем бесполезными.

Вместе с тем получился другой, не менее важный, результат. Рядом с относительною уверенностью в безопасности главы государства явилась возможность более правильной государственной и частной деятельности в столице, и население могло вздохнуть свободнее.

Г. С. Сергеев. Гатчинский дворец. XVIII в.

Какое значение, в самом деле, могли представлять безопасность и интересы частных лиц, когда ежеминутно ставились на карту спокойствие и безопасность Империи? Какое преступление могло удивить в то время, когда среди белого дня, в центре города, шеф жандармов становился жертвой ловкого убийцы, когда взрывался Зимний Дворец, покушение следовало за покушением и присяжные не знали уже, кого они судят – обвиняемого или потерпевшего?

И вот это ненормальное положение вещей в столице, деятельность которой долго была парализована, сразу было устранено переездом Высочайшего Двора в Гатчину. Переезд этот был, конечно, одним из многих актов, клонившихся к восстановлению нормального течения жизни в Империи, и невозможно в беглом очерке проследить их последовательно, но во всех многочисленных и разнообразных мерах, преследующих эту цель, есть одна общая черта: это совершенная простота. Полное отсутствие всего, что сколько-нибудь било бы на эффект.

Эта простота сама по себе уже есть несомненный признак великой и нравственной силы; только такая сила не ищет никаких посторонних прикрас и не боится являться такою, как есть. Чуждый всякой мысли о популярности, Император Александр III не словом, а делом хотел выполнить свое призвание и заслужить любовь своего народа и уважение Европы, не какими-либо внешними подвигами, а тем глубоким сознанием правды, которое составляло руководящую нить всей его жизни и всей его деятельности.

Замечательная чуткость к жизненной правде во всех ее видах заставляла Государя особенно ясно сознавать противоречия между этою действительностью и тою формальною правдой, которая всюду творилась от Его имени. «Журнал Министерства Юстиции» прекрасно обрисовывает эту черту почившего Императора: «Всегда строгое отношение покойного Государя к уклоняемым от закона, – говорит он, – умерялось только в случаях отсутствия злого умысла и личных побуждений, или при стечении тягостных обстоятельств, которые быстро оценивала его необычайная чуткость к нравственному и бытовому характеру дела, и самая законность представлялась верховному законодателю Русской земли не как бездушная условная форма, без жизненного морального содержания, а как действительный оплот и живая охрана всего честного, разумного и полезного».

Эта особенность отразилась на всей законодательной деятельности минувшего царствования. Законодатель не спешил вводить коренных преобразований, стараясь только исправить то, что действительно требовало исправления, и лишь тогда, когда обнаруживалось явное противоречие между положительным законом и действительной правдой, значение которой он так глубоко чувствовал, только тогда приступал он к изменению этого закона. Так это было при введении в действие Положения о земских начальниках, когда для всякого предубежденного человека стало ясно, что правосудие в селах существует только на бумаге, и то не всегда; так это было и с Высочайшим повелением 7 апреля прошлого года о пересмотре Судебных Уставов.

«То был последний предсмертный призыв Монархом судебных деятелей к самопроверке и совершенствованию, – читаем мы в том же журнале, – призыв этот навсегда будет величайшим памятником мудрой Его попечительности о русском суде».

Святым завещанием звучат нам незабвенные слова, начертанные 7 апреля текущего года на всеподданнейшем докладе министра юстиции: «твердо уверен в необходимости всестороннего пересмотра наших Судебных Уставов, чтобы, наконец, действительное правосудие царило в России. Итак, с Божьей помощью, начинайте эту трудную работу».

Именно в этой возможности и согласовать закон с действительной правдой, и восстанавливать эту правду, если она случайно заслоняется буквой закона, состоит великое значение самодержавия, и в это значение глубоко верил покойный Император.