Император Александр III

К сожалению, некоторое улучшение в состоянии здоровья Государя Императора, замечавшееся в последние дни и позволявшее ожидать поворота болезни к лучшему, продолжалось недолго, и затем появился бюллетень опять мало утешительный. День годовщины крушения Императорского поезда при Борках и чудесного спасения Царской Семьи от опасности должен был вызывать в Августейшем Больном тяжелые воспоминания, которые не замедлили отразиться на состоянии Его здоровья. Плохой, недостаточный сон не укреплял, силы Больного ослаблялись за день работой и страданиями, причиняемыми возрастающим отеком ног, а местный воспалительный процесс в левом легком затруднял дыхание. Несмотря на все это, Государь Император был покоен, и его не покидали обычные бодрость и сила воли. Его Величество не желал оставаться днем в постели и отказаться от обычных трудов, и еще 18 октября отсюда выехал курьер с большим пакетом рассмотренных Государем бумаг и докладов. Самочувствие Больного изменялось очень часто, и врачей пугало постоянное отсутствие аппетита у Больного. Однажды Государь Император, перед тем как отойти ко сну, пожелал покушать ветчины. Это было редкое желание у Больного, давно не высказывавшего никаких желаний, и вся Ливадия, несмотря на поздний час, радостно встрепенулась. С восторгом передавали друг другу о выраженном Государем Императором пожелании и выражали надежду, что с восстановившимся аппетитом пойдет улучшение состояния здоровья. К великому прискорбию, и на этот раз надежда оказалась обманчивою; появление аппетита было только минутною вспышкой, и уже на другой день снова возвратилось прежнее состояние, полнейшее отсутствие аппетита. С великою тревогой ожидались утром и вечером бюллетени, и на улицах Ялты, где бюллетени стали появляться своевременно, большие массы публики с нетерпением ожидали появления продавцов. Всюду народ собирался группами, и единственною темой разговоров служило состояние здоровья Монарха, который в трех верстах от Ялты, боролся с тяжким недугом. Во всех церквях шли непрестанные моления о ниспослании Великому Монарху исцеления.

(Из Московских Ведомостей)

Письма из Ливадии

III

20 октября, кроме кратких телеграмм, не было сил писать что-нибудь иное. То, чего с таким трепетом боялись, чему не хотелось верить, что казалось невозможным, совершилось: Государя не стало. Ни любовь и заботы, которыми окружали Августейшего Больного Государыня Императрица, Наследник Цесаревич и вся Царская Семья, ни старания лучших врачей и горячие молитвы миллионов подданных не могли устранить удара, который поразил Семью Царя и весь Русский народ. Кому приходилось терять отца и главу дома, тот оценит всю глубину горя, постигшего Царское Семейство. Но в лице Государя Императора сошел в могилу не только человек, который был главой Царской Семьи, но Монарх, служивший Своему народу, в продолжение недолговременной земной жизни Своей, образцом глубоко верующего христианина, любящего отца, идеалом семьянина, великое сердце Которого с одинаковою любовью охватывало всех подданных Его державы, привыкшей видеть в Нем Отца, Защитника и Покровителя.

Скорбь о почившем Монархе еще глубже оттого, что Всевышнему угодно было призвать Его к Себе в полном расцвете сил. Сколько великих планов и надежд угасло вместе с Ним. Если в непродолжительное царствование Свое Государь поднял Россию на такую высоту, на какой она при прежних монархах никогда не стояла, – если Он не мечом и бранными успехами, а делами мира заставил все народы высоко уважать Россию, так что даже враги привыкли видеть в Русском Царе главный залог европейского мира и решителя судеб Европы, то сколько благих результатов можно было ожидать впереди от мудрости и твердости преждевременно скончавшегося Монарха. Только впоследствии станет известным, сколько раз ужасы войны, готовые обрушиться на Европу, были устраняемы благодаря твердости и мудрости Монарха, заставлявшего умолкать личные чувства ввиду важных государственных интересов и блага подданных. Только последующее поколение в состоянии будет вполне оценить те услуги, которые Почивший оказал укреплению в народе монархического чувства, сплочению всех подданных в одну великую семью и развитию национальной гордости и любви к Отечеству. Ныне уже трудно встретить Русского, который, как это бывало еще так недавно, готов был за границей казаться всем чем угодно, только не Русским. Ныне всякий с такою же гордостью произносит: я Русский, как древний Римлянин произносил свое: civis romanus sum! Уж этого одного достаточно, чтобы сохранить Почившему вечную благодарность потомства. Но не место здесь, и не мне делать оценку царствования Почившего: это сделает история, в которой Александр III займет одно из самых почетных мест.

Многочисленные телеграммы поведали миру об истинно героической кончине Государя Императора Александра Александровича, и мое письмо, конечно, явится запоздалым. Однако я полагаю, что некоторые подробности, не упомянутые в телеграммах, будут так же дороги, как и прежде сообщенные.