Император Алексей Ι Комнин и его стратегия

Анна Комнина начинает рассказ о жизни отца, утверждая, что весной 1071 года юный Алексей, еще будучи в возрасте 14 лет[15], мечтал попасть в армию императора Романа IV Диогена и принять участие в кампании против сельджуков, вероятно, в качестве пажа при василевсе. Анна писала так: «Он начал службу еще при Романе Диогене… В возрасте четырнадцати лет он стремился принять участие в большой военной экспедиции против персов, которую предпринял император Диоген; в своем неудержимом стремлении Алексей разражался угрозами по адресу варваров и говорил, что в битве напоит меч их кровью»

[Ἤρξατο μὲν γὰρ στρατεύειν ἐπὶ Ῥωμανοῦ τοῦ Διογένους… Οὗτος γὰρ τεσσαρεσκαιδεκάτου ἔτους ὢν κατ’ ἐκεῖνο καιροῦ συνεκστρατεύειν ἠπείγετο τῷ βασιλεῖ Διογένει κατὰ Περσῶν βαρυτάτην ἄγοντι στρατιὰν, καὶ ἀπό γε τοῦδε ὁρμήματος ἀπειλὴν κατὰ τῶν βαρβάρων ἐμφαίνων καὶ ὡς, εἰ συμπλακήσεται τοῖς βαρβάροις, τὸ ξίφος αὐτοῦ μεθύσει ἀφ’ αἵματος·][16].

Анна, без сомнения, имеет ввиду последний поход Романа Диогена против сельджуков Алп Арслана, который столь трагически закончился на берегах озера Ван, около Манцикерта. Предусмотрительный Роман Диоген запретил юному Алексею участвовать в походе, так как мать Алексея Комнина Анна Далассина уже потеряла своего старшего сына Мануила – стратига восточных тагм, который, как было сказано выше, воевал с сельджуками и умер в Вифинии от воспаления среднего уха. Уже первый эпизод из сознательной жизни Алексея Комнина, связанный с Романом Диогеном, заставляет нас подробнее рассмотреть военную и политическую ситуацию, вызвавшую походы этого императора в Каппадокию и Армениак.

Богатый исторический опыт, накопленный Византийской империей в раннее Средневековье, на протяжении нескольких веков борьбы со степными кочевниками – гуннами, аварами, булгарами, а также с более цивилизованными народами – персами и арабами, оказался удивительным образом не востребован в тот момент, когда Византия в царствование Констатина IX Мономаха (1042–1055) еще наслаждалась инерцией военно-политического величия, доставшегося в наследство от эпохи правления Василия II (976–1025), а на восточных границах Византийской империи уже показались полчища нового кочевого народа – сельджуков. Этот народ был близким родственником печенегов, уже хорошо знакомых василевсам ромеев с IX века. Еще в IX–X веках в районе Хорезма, между Аральским и Каспийским морями происходила интенсивная концентрация и консолидация тюркских племен огузов. Однако точное происхождение сельджуков в настоящее время до конца не выяснено.

Побег Константина Дуки из арабского плена в 908 году. Миниатюра из рукописи «Мадридского Скилицы» MS Graecus Vitr. 26–2, середина XII века

Если следовать классической точке зрения В. В. Бартольда, необходимо признать, что сельджуки произошли от тюркского племени кынык[17]. В эпоху Западного Тюркского каганата, в VII веке, предки племени кынык будто бы вторглись в Приаральские степи из Семиречья и завоевали пастбища, где кочевали всадники из племени канглы (возможно, родственники печенегов). Эти пастбища еще в античную эпоху принадлежали далеким предкам канглы – сако-массагетским ираноязычным племенам, создавшим Кангюй, Парфянское царство и Кушанскую империю в III–II веках до Р. Х. Как полагали В. В. Бартольд и С. П. Толстов, племена канглы и кынык приняли участие в ассимиляции тех немногочисленных остатков сако-массагетских племен, которые уцелели после столкновений с ранними волнами тюрко-монгольских кочевников, – с гуннами, эфталитами, аварами и древними тюрками Ашина в IV–VI веках[18], хотя, по мнению Яноша Харматта и Петера Голдена, гунны и тюрки Ашина говорили в основной своей массе на восточно-иранском языке, близком к хотано-сакскому, а не на тюркском[19].