Император Август и его время

Этим судьба Катилины и всего его движения была решена. Новые выборы прошли спокойно. Консулами стали Децим Юний Силан и Луций Лициний Мурена, которому как-то простили грозное обвинение в подкупе избирателей. Теперь Катилина не мог не понять, что законным образом он заветного консульства не достигнет никогда. Отсюда отчаянная попытка добиться силой того, что не удалось получить миром. Таким образом весь этот «заговор Катилины» вполне можно назвать «мятежом от отчаяния». Битву за общественное мнение Катилина и его соратники безнадёжно проиграли, и их дальнейшие действия только усугубляли ситуацию, приближая конечную погибель. Чего стоит только «покушение» на жизнь Цицерона двух видных приверженцев Луция Сергия. Они явились к нему поутру, но, когда услышали от раба переданный им отказ в приёме, то безропотно ушли. А вот Публий Корнелий Лентул, возглавивший заговорщиков в Риме, после того, как сам их предводитель отбыл в Этрурию на поиски воинства Гая Манлия, попытался найти союзников в лице послов галльского племени аллоборгов, приехавших в Рим с жалобой на обиды, чинимые им администрацией, доведшей их несчастную общину до полной нищеты. Аллаборги, однако, сочли предложение Лентула для себя малоперспективным и решили сообщить о таковом в сенат, разумно полагая, что такая верность законной власти зачтётся всему их племени. В результате пятеро изобличённых заговорщиков были удушены рукой палача в подземелье Мамертинской тюрьмы, хотя это и было нарушением закона, поскольку казнить римских граждан без одобрения народного собрания было нельзя. Но Цицерон и Катон так настроили и сенат, и общественное мнение, что Гай Юлий Цезарь, выступивший против беззаконной смертной казни, едва сохранил свою собственную жизнь, подвергнувшись нападению нескольких особо рьяных поклонников красноречия Цицерона и воинственного пыла Катона.

В самом начале 62 г. до н. э., 5 января, близ городка Пистория в Этрурии (нынешний город Пистойя в Тоскане) состоялся бой между войсками Катилины и консульской армией, которой командовал Марк Петрей. Консул Гай Антоний, былой друг Катилины, сказавшись больным, передал командование своему легату. Силы, конечно же, были неравны. У Катилины лишь четверть войска была вооружена настоящим оружием. Остальные были вооружены «как кого вооружил случай»[27]. Так что два «легиона», образованные Катилиной и Манлием, возможно, по численности таковыми и были, но никак не по действительным боевым возможностям. А противостояли им когорты ветеранов, прекрасно вооруженные и организованные, да и возглавляемые военачальниками, более тридцати лет прослужившими в войсках.

Катилина свой последний бой провёл героически. Во время битвы он находился в первых рядах сражающихся, «поддерживал колебавшихся, заменял раненых свежими бойцами, заботился обо всём, нередко бился сам, часто поражал врага; был одновременно и стойким солдатам, и доблестным полководцем»[28].

Отвагу и мужество явило собою всё войско Катилины, но силы были уж больно неравны. «Заметив, что его войско рассеянно и он остался с кучкой солдат, Катилина, помня о своём происхождении, бросается в самую гущу врагов, и там в схватке его закалывают»[29].

Так же сражаясь в первых рядах, доблестно пал Манлий. «Однако победа, одержанная войском римского народа, не была ни радостной, ни бескровный, ибо все самые стойкие бойцы либо пали, либо покинули поле боя тяжелоранеными. Но многие солдаты, вышедшие из лагеря осмотреть поле битвы и пограбить, находили, переворачивая тела врагов, – один – друга, другой – гостеприимца или родича; некоторые узнавали и своих недругов, с которыми бились. Так всё войско испытывало разные чувства: ликование и скорбь, горе и радость»[30].

Что ж, обыкновенная картина после сражения в гражданскую войну. Она верна для всех времён, для всех народов.

Как же вошел в историю Луций Сергий Катилина? Надо сказать, что современники сделали всё возможное, чтобы предельно очернить его образ. Это, прежде всего, знаменитые «Катилинарии» Цицерона, добросовестно им изданные и потому прекрасно дошедшие до потомков, исторический труд Саллюстия, непосредственно заговору Катилины посвящённый. Под влиянием такой традиции очевидно и Плутарх в своей биографии Цицерона представил Катилину и его соратников совершеннейшими монстрами, скреплявшими своё единство ритуальным человекоядением: «Поставив его (Катилину – И.К.) над собою вожаком, злодеи поклялись друг другу в верности, а в довершении всех клятв закололи в жертву человека и каждый отведал его мяса»[31].