Император деревни Гадюкино

– И что вы ответили Пронькину?

– Если нужно, то пожалуйста, – сказал Петр, – но, может, лучше честно рассказать дочерям о Малыше?

Но Костя с горечью воскликнул:

– Мы с Ниной в свое время решили, что у девочек должна быть образцовая семья, поэтому и бросили музыку. Внушали им правильные моральные принципы, требовали быть лучшими во всем и преуспели. Золотые медалистки, красные дипломы, каждая по три иностранных языка знает, по мировым музеям прошли, лучшие книги прочитали, красавицы, ни капли вульгарности, ну и как я им про рок-н-ролл расскажу? Они меня не поймут.

– Перегнул ты с воспитанием, – почесал в затылке Петр.

– Мы хотели как лучше, – мрачно согласился Константин, – а получились инопланетянки. Я их моментами побаиваюсь, у самого-то такого воспитания нет, могу ляп допустить.

– Все же попытайся с ними по душам погутарить, – предложил Петр.

– Ну ладно, – с сомнением кивнул Пронькин.

– Ты отец, хозяин дела, стукни кулаком по столу и заяви: «Наплевать мне на вашу безупречную репутацию и желание плясать вальс с английской королевой! Я себе бабок заработал, теперь хочу рок-н-ролл играть. А вы сами себе другой банк создайте». – Петр обозлился. – Чего ты, подрядился под их дудку плясать? Сам себе на голову спино-грызок посадил! Очнись, пацан, кто в доме главный? Ты или детки?

Константин засмеялся:

– Вот этого совета мне и не хватало. Ты прав! Кто в доме хозяин? Я маленько мозгами поплыл. Прямо сейчас поеду к девкам и правду объявлю: начинаю выступать с концертами. Если вам это не по вкусу – не ешьте, поднимайте свое дело.

Петр замолчал.

– Что было потом? – занервничала я.

– Костя умотал около десяти, на следующий день Нина позвонила, сказала: муж ночью умер.

Я подпрыгнула на диване.

– Значит, пока Костя советовался с Петром, девочки строили планы убийства папеньки. Они откуда-то узнали про его намерения. Константин, воодушевленный беседой с другом, выложил дочкам правду, а те живо решили проблему. Ждать не стали.

Малышев откашлялся.

– Костя был человек увлекающийся. Когда он понял, что надо девок к ногтю прижать, из него фонтан идей забил. Стал носиться по моей квартире и строить планы. «Я стану самым известным, буду собирать стадионы, позвоню в газеты, расскажу про прошлое. То-то шум поднимется: банкир Пронькин и Малыш – одно лицо. А еще сообщу про зону. Это нынче не позор, а мода. Если хочешь раскрутиться, надо в прессе мелькать. Я раньше интервью не давал, а сейчас начну. Новости буду по капле выдавать. Сперва о Малыше, потом об отсидке! Прикинь шумиху!»

– Вот чего они испугались больше всего! – подскочила я. – Если увлечение рок-н-роллом еще можно стерпеть, то каково девицам, обладательницам изысканных манер и безупречной светской репутации, узнать, что их папенька в прошлом уголовник, а маменька пела несколько лет в кабаках и моталась к мужу на зону. Это моветон. Лучше отравить папашку, пока он глупостей не натворил. Вот от кого Соня услышала про порядки в следственном изоляторе. Небось Константин Львович изложил доченькам в подробностях свою биографию, а потом стал предаваться воспоминаниям.

– Нина была уверена, что Соня с Лидой лишили отца жизни, – кивнул Петр. – Она мне сказала: «В память о Косте помоги мне, ни о чем не спрашивай, сделай, как я прошу, отблагодарю тебя по полной, ты станешь богатым человеком».

– Вы тогда жили в Ларюхине с Надей, – уточнила я. – А как оказались у нее в доме?

– Просто, – улыбнулся Малышев, – Нина в «Виллу Белла» постоянно каталась, ей там нравилось: от дома близко и артрит хорошо лечат. Нинка не чванливая, ее деньги не испортили, она с простыми людьми без понтов общалась, вот и обратила внимание на Надю. Звякнула мне и сказала:

«Хорошая женщина, работящая, внешне приятная, свой дом, участок, а счастья нет. Ты один кукуешь, надо подумать, с кем старость проводить. Съезди, посмотри на Надю».

Ну, я и отправился в Ларюхино. Очень мне там понравилось: воздух, лес, и книг у Надежды прорва была! Сначала я под именем Леонида Факира комнату у нее снял, затем с хозяйкой жить начал. Вот только одна у меня беда: больше года с одной бабой не выдерживаю. Надя хорошая, мы с ней счастливо жили, а потом я заскучал и ушел.

– И ничего не взяли, – дополнила я, – не стали медсестру обворовывать!

В глазах Петра промелькнула тень.

– Давно подобным не занимаюсь. И вообще я всегда с бабами только по любви жил, а мелочовку прихватывал исключительно для того, чтобы иметь возможность в себя прийти, подумать о дальнейших планах. У меня природа такая – четыре времени года сменятся, и я полностью интерес к сожительнице теряю, будь она богатейшая раскрасавица, с золотой тарелки меня черной икрой кормит, все равно уйду. Деньги для меня пшик.

– Почему Надя накинулась на Нину Олеговну? – остановила я Петра Аркадьевича, вознамерившегося в деталях излагать свои жизненные позиции.

Он заерзал в кресле.