Император-гоблин

Эрцгерцогу Майе Драджару, наследнику трона империи Этувераз.

Приветствуем Вас.

Нам необходимо переговорить с Вами относительно посмертной воли вашего покойного отца, нашего супруга, Варенечибеля IV. Несмотря на то, что мы пребываем в глубоком трауре, мы примем Вас сегодня в два часа дня.

С пожеланиями гармонии в семье,

Ксору Драджаран, Этувераджид Джасан.

«Не сомневаюсь, что она ждет ответа», – подумал Майя. В отличие от лорд-канцлера, вдовствующая императрица даже не потрудилась назвать его «светлостью». Он внутренне содрогнулся, представив себе, что именно Варенечибель рассказывал своей пятой жене о ее предшественнице и ее сыне.

В углу за дверью нашлась небольшая конторка. Несмотря на грубость вдовствующей императрицы, он обязан был написать ответ собственной рукой. Точнее, глядя на строчки, выведенные дворцовым писцом, он почувствовал, что обязан самому себе написать ей ответ собственноручно. Он нашел бумагу, чернильницу, перо, воск, но печати не было. Очевидно, у всех придворных имелись личные печати. Это была одна из принадлежностей взрослой жизни, которую Майя не получил в день совершеннолетия. Итак, ему придется обойтись отпечатком пальца и заслужить обвинение в варварских привычках, унаследованных от матери.

«Ну и пусть», – решительно подумал он, обмакнул перо в чернильницу и начал писать.

Ксору Драджаран, Этувераджид Джасан,

приветствуем Вас и выражаем искренние

соболезнования.

К нашему величайшему сожалению, многочисленные обязанности мешают нам выделить время для разговора с Вами сегодня днем. Но мы будем рады принять Вас завтра в десять утра и охотно выслушаем все, что Вы пожелаете рассказать нам о нашем покойном отце.

До коронации мы будем пользоваться Черепаховой Комнатой в качестве зала для аудиенций.

С уважением и наилучшими пожеланиями…

Майя замер. Подписав послание именем, данным ему при рождении, он, таким образом, дал бы Ксору право называть себя «эрцгерцогом». Почему-то только сейчас ему пришло в голову, что вскоре придется выбирать новое имя, и его первой, инстинктивной мыслью было: «Только не Варенечибель».

«Никто тебя не заставляет брать его имя, – думал он, глядя на чернила, высыхающие на кончике пера. – А если ты действительно решишь назваться Варенечибелем, двор наверняка сочтет это оскорблением памяти покойного императора».

Из отрывочных лекций Сетериса ему было известно, что его далекий предок, Варенечибель I, решил отказаться от политического курса своего отца, Эдревечелара XVI, и для начала исключил из своего имени императорский префикс, содержавшийся в именах всех императоров начиная с Эдревенивара Завоевателя. Вместо того чтобы стать девятым Эдренечибелем, он принял имя Варенечибель. Сын и внук последовали его примеру. Правнук (принц своенравный, но не страдавший избытком воображения, сухо сказал Сетерис) бросил вызов зарождавшейся традиции и назвал себя Варевесена. Следующим императором был Варенечибель IV.

А теперь Майя.

Императоры из династии, которую неформально называли «Варедейской», как будто выбранный ими префикс был родовым именем, проводили политику изоляционизма, приближали к себе богатых землевладельцев с востока империи и не видели ничего предосудительного во взяточничестве, непотизме и коррупции. Сетерис во всех неприглядных подробностях описывал Майе скандал под названием «Черная Грязь», имевший место в правление Варенечибеля III и запятнавший всех, кто имел к этому делу хотя бы косвенное отношение. А также постыдную привычку Варевесены раздавать ничего не значащие, но выгодные политические посты новорожденным детям своих друзей.

– По крайней мере, его самого нельзя назвать коррупционером, – неохотно заметил Сетерис, когда речь зашла о Варенечибеле IV. Майя подумал тогда, что это довольно двусмысленная похвала.

Он не желал продолжать какие бы то ни было традиции «Варедейской династии». Например, сама мысль о противостоянии с Бариджаном была ему неприятна и казалась разрушительной, в буквальном и переносном смысле. Даже если бы он хотел придерживаться прежнего курса, встреча с Чаваром заставила бы его передумать. Пообщавшись с лорд-канцлером, он понял, что ему не удастся без борьбы завоевать доверие ревностных сторонников отца и его политики.