Читаем Император и ребе, том 1 полностью

Публиковал я мой роман в продолжениях, сначала — в нью-йоркской газете «Форвертс», потом — в варшавской «Момент», в лондонской «Цайт», в каунасской «Идише штиме», в газете «Идише цайтунг» в Буэнос-Айресе, в парижской «Пресс». Несмотря на то что это произведение размером почти в две тысячи печатных страниц публиковалось поглавно или еще меньшими отрывками, его успех повсюду был значительным. Оно должно было выйти в свет на многих других языках, на которых прежде вышел в свет роман «Ноах Пандре».[1] Однако начавшаяся война положила конец всем издательским планам в Европе. Даже на идише издатель не успел собрать все разбросанные главы. Таким образом, в виде отдельной книги этот роман впервые выходит в свет сейчас, в 1944 году, в издательстве ЦИКО.[2]

III

В историческую ткань описания упомянутой эпохи включены три русских царя: Екатерина II, Павел и Александр I. В главных ролях во Франции: множество деятелей Великой французской революции и Наполеон Бонапарт. Из еврейских личностей того времени: Старый ребе реб Шнеур-Залман[3] и Виленский гаон[4] в самый разгар борьбы между хасидами и миснагидами.[5] Кроме них: штадланы[6] реб Нота Ноткин[7] из Шклова[8] и реб Йегошуа Цейтлин[9] из Устья.[10] Ученые: доктор Борух Шик[11] и Мендл Сатановер-Лефин[12] и еще множество других исторических фигур, сыгравших в те непростые времена заметную роль в жизни трех упоминаемых народов, как-то: князь Адам Чарторыйский, Потемкин, Суворов, приближенные Наполеона и его первая жена Жозефина Богарне, купец Мордехай Леплер[13] и другие. Всего более ста человек.

IV

Почти все исторические факты и даты в романе соответствуют действительности. Стратегические, географические и этнографические данные, армейская форма и всяческие признаки той эпохи, как и другие детали, были основательно изучены, прежде чем вошли в общее полотно повествования. Однако имеются и полулегендарные подробности, относительно которых трудно гарантировать, что они «взяты из жизни». Например, эдипова история с дочерью реб Мордехая Леплера, передававшуюся когда-то в хабадских кругах из уст в уста и дошедшую до меня еще в детстве, как тень дурного сна. Лишь много позже я оценил эпический масштаб этой истории и поставил ее в центр романа. То же самое касается легендарной встречи Старого ребе с Наполеоном в бедной корчме в Белоруссии…

Каждое художественное произведение, в том числе исторический роман, должно, по моему мнению, рабски следовать всем фактам без исключения. Я считаю, что следует писать, как было, а не как могло быть. Корни должны крепко сидеть в почве реальных событий, но все романтические побеги, ветви и листья — в свободном поэтическом видении. Иначе художественное произведение превратится в репортаж, живопись — в фотографию, искусное шитье — в заурядное портняжничество, в котором главную роль играют ножницы и вырезанные ими цитаты.

Такого рода полуфабрикаты сейчас в моде. Они затопили книжный рынок. Каждая посредственность карабкается на высокое дерево и таким образом сама становится высокой, прицепляет на себя вес великих личностей и таким образом тоже становится весомой. От этого так и шибает запахом заурядного снобизма литературного делячества, но немало наивных читателей воспринимают это всерьез. Я пошел в своем произведении не этим путем, и не это было моей задачей, а упорное стремление вжиться в дух и в человеческую среду описываемой эпохи.

V

Мне остается только добавить, что фрагменты романа, который публиковался добрых пять лет в упомянутых выше газетах, основательно корректировались при подготовке единой книги и многие главы были сильно переработаны. Например, в первом томе последние тринадцать глав из части «Утро Наполеона» полностью переписаны в соответствии с новыми документами, опубликованными во Франции в течение последних предвоенных лет, и на основании других исследований, проведенных мной. Таким образом, большинство этих глав почти удвоились в размере. Для читателя, помнящего их по газетной публикации, они будут выглядеть теперь новее и полнее.

VI

И наконец, я хочу упомянуть моих друзей: Альфреда Закса из Кливленда и Йосефа Бермана из Монреаля (Канада), которые побуждали меня все то время, что я нахожусь здесь, в Америке, не ждать окончания войны и начать издание собрания в переводе на английский моих сочинений, написанных на идише,[14] каковые составляют тридцать томов. И в первую очередь они побуждали меня издать эпопею «Император и ребе». Эти же друзья в значительной мере финансово поддержали английское издание этого романа, которое готовится сейчас к печати в виде тома, насчитывающего почти тысячу страниц.

Я должен также поблагодарить господина Гирша Абрамовича из Вильны, который помог мне откорректировать эту книгу и обратил мое внимание на неточности в стиле и датах. Такой тонкий слух к еврейскому языку и к диссонансам слов и выражений мне редко приходилось встречать.

3. Шнеур

Нью-Йорк, июль 1944 г.

<p>КНИГА ПЕРВАЯ</p><p>ОБЕТ</p><p>Часть первая</p><p>ОБЕТ</p>
Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература