Император и ребе. Том 1

— Просто не хочешь признаваться, — прошептал он сквозь зубы. — Ты мучаешь меня за свои потерянные дни и ночи; за то, что обнимаешь свою пуховую подушку, а не мужчину, который тебя любит. Ты мучаешь меня за гнусные поступки твоего отца, за то, что он когда-то тебя продал; за твою несчастную жизнь с тем, кому он тебя он продал. Ты мучаешь меня за то, что я не выкрал тебя через окно, как написано в глупых романах, которых ты когда-то начиталась. И это понемногу вошло в твою кровь, стало твоей второй натурой: играть с огнем и держать при этом наготове ведро с водой: Кройндл, Алтерку…

Говоря так хриплым от страсти голосом, он приближался к ней угрожающими шажками, как зверь, готовящийся к прыжку. Она заметила это и отступила за мягкое кресло с высокими подлокотниками, как будто за крепостную стену. Она не сводила с него глаз и ничего не отвечала. Собственно, ей нечего было ответить. Почти все его гневные слова попали точно в цель.

Как будто ослепнув, Йосеф ударился коленом о кресло, за которым укрылась Эстерка. Тогда он остановился, но ни на мгновение не прервал своего хриплого шепота:

— Чем дальше, тем больше я убеждаюсь, что тебе вообще не нужен муж. Зачем? Тебе лишь доставляет удовольствие, когда в тебя влюблены… Безнадежно влюблены. Твою любовь растоптали ногами. Теперь ты делаешь то же самое с другими. Это женская месть, и больше ничего.

Чувствуя себя немного увереннее за широким креслом, она ответила наполовину в шутку, наполовину всерьез:

— Немного правды, если хочешь знать, тут есть. Но не только в отношении меня. В отношении всех женщин…

— Немного правды? Ты! Это вся правда. Вам просто любопытно. Это любопытство, а не любовь, как у мужчин. Своего мужа ты ненавидела, как паука, и, тем не менее, тебе было любопытно, как он тебя брал, даже как он тебя мучил…

— Об этом, — нахмурилась Эстерка, — об этом я не разрешаю тебе говорить!.. Не поминай мертвых! Слышишь?

— Ты боишься мертвых? Мертвых, а не живых. Вот она настоящая бабская глупость. Просвещаешь ее, просвещаешь, но «Бове-майсе»^[341] все-таки сильнее. Мертвец тебя преследовал от Луги чуть ли не всю дорогу? Как? Преследовал, ха-ха, запретил выходить за меня замуж, пока твой сынок не достигнет возраста бар мицвы. Именно тринадцати и никак не двенадцати лет…

Лицо Эстерки посерело. Ее высокая грудь тяжело вздымалась.

— Ну, Йосеф, теперь уходи. Слышишь? Уходи. Я не желаю этого слышать. Не желаю!

В другой раз это подействовало бы на Йосефа, как ушат холодной воды. Но в том раздраженном состоянии, в котором он пребывал теперь, только разозлило сильнее. Заметив, что кресло ему мешает, Йосеф оттолкнул его в сторону, шагнул, как победитель в павшую крепость, и снова схватил Эстерку за предплечья. На этот раз он сделал это еще крепче, еще решительнее.

— Оставь меня, — сказала она тихо и зло.

— А если нет?

— А если нет, я позову…

— Своего сынка, да?

Это было самое сильное ее оружие, ставшее в последнее время не столько опасным, сколько смешным. Колокольчик, изображающий в пуримшпиле все взрывы эмоций, начинал звенеть в ее возбужденной голове… Эстерка знала, что Йосеф в глубине души ненавидит Алтерку, потому что это ребенок Менди и потому что он представляется ему этаким маленьким надзирателем, приставленным своим покойным папашей и следящим за скромностью своей матери. Раньше было достаточно пригрозить, что она позовет Алтерку, чтобы Йосеф поморщился, как от кислятины, и отпустил ее, как бы распален любовью он ни был. Однако в этот раз он ее не отпустил. Напротив, сильнее прижал ее к себе и прошипел сквозь зубы:

— A-а! Алтерка. Грязное ведро воды! Сама подожгла и сама же кричит, чтобы принесли воды. Зови! Ну?! Что же ты его не зовешь? Зови, зови!

И, побледнев как мел, он вдруг отпустил ее. Одна щека у Йосефа дернулась, и он выбежал из комнаты.

— Сумасшедший! — крикнула она ему вслед. — Успокойся, не убегай!

Но Йосеф ничего не ответил. Портьера, висевшая в дверном проходе, тяжело опустилась за ним, как будто бархатная волна смыла следы его бегства.

Глава шестнадцатая

Эстерка и ее тень

1

С тех пор как в Петербурге с Кройндл произошло несчастье, то есть с тех пор как Менди, муж Эстерки, который был к тому времени уже полубезумен, напал на нее посреди ночи, душил и только из-за бессилия не довел свое злое дело до печального конца, но напугал ее на всю жизнь, с тех самых пор Эстерка чувствовала себя виноватой перед Кройндл. Как будто ее бедная юная родственница измазалась в дегте, предназначавшемся для одной Эстерки… Да, она, Эстерка, была обязана купаться в этой грязи день и ночь. Ее отец, реб Мордехай, велел. Но чем провинилась Кройнделе?.. С тех пор Эстерка стала относиться к ней вдвое заботливее, старалась держать Кройнделе под своим крылом, приближать к себе. А вскоре те четыре-пять лет, на которые Кройндл была моложе ее, стерлись, как и грань, отделявшая богатую хозяйку от бедной родственницы, служившей в ее доме. Теперь эта грань уже почти совсем не ощущалась.