Император и Сталин (СИ)

Произнося последние слова, император развернулся и снова впился своими стальными глазами в Эдмона, который с ужасом почувствовал, как от этого взгляда откуда-то из глубины живота поднимаются и растекаются по всему телу необъяснимые волны страха.

— И о чем со мной желает говорить Ваше Величество? — выдавил из себя барон, полностью забывший и заготовленную речь, и свои шикарные приёмы перехвата инициативы во время беседы.

— Я хотел бы поговорить с вами, дорогой барон, про еврейское поселенческое движение в Палестине (*) и про необходимость восстановить справедливость, возродив, наконец, государство Израиль…

Князь Ратиев, начавший уже через два часа беспокоиться и заглянувший объявить о следующем посетителе, застал императора и его гостя ползающими по разложенной на полу карте Ближнего Востока, один конец которой был придавлен пустой бутылкой, а другой — блюдом для фруктов. Посередине карты, прямо поверх надписей Британской и Османской империй краснел небрежно обведенный овал с надписью «Эрец-Исраэль», а «высокие договаривающиеся стороны» активно спорили, является ли зона Суэцкого канала историческими землями, завещанными ещё Иакову, и что об этом может подумать королева Виктория…

----------

(*) Эдмон де Ротшильд — яростный сторонник переселения евреев в «землю обетованную». В 1882 году начал выкупать участки земли в Палестине и наряду с этим стал активно поддерживать поселенческое движение в Палестине. Также он помог российским евреям в 1880-е годы переехать в Палестин, спасаясь от погромов в Российской империи. Средства Ротшильда до конца его жизни оставались основным источником финансирования поселенческой деятельности. Сумма денег, которую он потратил на все эти предприятия, оценивается в более чем 50 миллионов долларов. Ротшильд осуществлял прямое руководство этой деятельностью в качестве президента специально созданного при Еврейском колонизационном обществе Палестинского совета.

Глава 11 Мюнхен-Баку

Декабрь 1900. Германия. Мюнхен.

Обычно элегантный и величественный, как круизный лайнер, отец русской демократии Плеханов сегодня был похож на кипящий самовар.

Шумные собрания с привлечением всех окружающих были обычной реакцией Плеханова на внешние раздражители. В ходе этих комнатных митингов попавшие под горячую руку мэтра должны были выслушивать длинные выспренные речи, покорно кивать и соглашаться, потому что возражения только удлиняли экзекуцию. Но Плеханову прощалось всё. В 1900-ом он был в апогее своей силы и славы, Громовержец-Олимпиец на партийном горизонте. «Это человек, пред которым приходится съёживаться» — говорил о нём Ленин. Поэтому все терпеливо ждали, когда шеф-редактор закончит с «официальной частью» и можно будет перейти к конструктивному обсуждению вопроса.

Владимир Ильич пришёл в редакцию «Искры», когда вся редколлегия была в полном сборе и наслаждалась извержением вулкана красноречия Георгия Валентиновича.

— Нет, это просто немыслимо! — метал громы и молнии «полубог русского марксизма», размахивая каким-то письмом. — Этот малолетний тиран будет указывать мне, как правильно понимать Энгельса!

— По какому поводу сегодня митингуем? — полушёпотом спросил Владимир Ильич у притулившейся возле двери Засулич.

— У нас большой праздник, — с какой-то странной улыбкой, больше похожей на гримасу, вполголоса ответила ему Вера Засулич — террористка, переквалифицировавшаяся за границей России в литератора. — Георгия Валентиновича и всех нас поздравил с выходом первого номера «Искры» Его Императорское Величество. Пожелал удачи, посоветовал не тянуть с изданием журнала и прошёлся по всему номеру, предложив в конце свою статью в качестве дискуссионного материала…

— Ну, и что он пишет? Предлагает разоружиться и помириться? — хмыкнул Ленин, грассируя чуть больше обычного.

— Как раз наоборот, — вздохнул стоящий рядом Аксельрод, — обвиняет в беззубости, нерешительности и высказывает сомнение в готовности нашей партии нести ответственность даже за свои действия и действия рабочих, не говоря уже про государство в целом.

— Какие аргументы?

— Сомневается в наших полномочиях говорить от имени всего пролетариата, — прошептала Засулич, — ехидно интересуется нашим рабочим стажем на заводах и фабриках… *