Император Юлиан

Пока что ничего страшного не произошло. Мои друзья-христиане, как обычно, приходят меня навещать (будто в насмешку, очень многие из моих бывших учеников уже прошли в епископы). Мои коллеги, которые продолжают читать лекции, говорят мне, что их занятия идут обычным чередом. Следующий ход за Феодосием, или, точнее, за епископами. К счастью, они так заняты междоусобной грызней, что им не до нас, и мы пока держимся. Однако, читая между строчек эдикта Феодосия, я подозреваю, что грядет кровавая баня. С особой яростью он обрушивается на сторонников покойного пресвитера Ария на том основании, что галилеянам, мол, следует ныне создать не более не менее как всеобщую католическую церковь с единым вероучением! Мы же в противовес этому должны написать правдивую биографию Юлиана. Итак, сплетем же вместе из Аполлонова лавра последний венок на чело философии и этим смелым шагом попытаемся противостоять той зиме, что в нашем мире грозит прийти на смену бурной поздней осени. Я хочу, чтобы потомки узнали, какие надежды возлагали мы на жизнь и как близок был Юлиан к тому, чтобы излечить галилейскую болезнь. Если мы добросовестно выполним наш труд, он уподобится семени, брошенному в землю осенью, чтобы дождаться возвращения солнца и расцвести.

Между прочим, цены на переписку книг в Афинах, видимо, неимоверно возросли по сравнению с прошлым годом, когда я приезжал туда поработать. По-моему, восемьдесят золотых солидов - чрезмерная цена за, как ты пишешь, неоконченные записки, которые не могут быть велики по объему. Не далее как прошлым летом я купил сборник работ Плотина, наверное, втрое больше записок Юлиана, всего за тридцать солидов. Столько же передаст тебе вместе с этим письмом мой друг, отплывающий завтра в Афины. Вновь передаю наилучшие пожелания несравненной Гиппии и тебе, мой старый друг и соратник в философских битвах.

Приск - Либанию Афины, июнь 380 г.

Посылаю тебе с моим учеником Главком чуть менее половины записок императора Юлиана. Переписка этой части обошлась мне как раз в тридцать солидов. Получив недостающие пятьдесят, я вышлю тебе оставшуюся часть. По-видимому, афинский переписчик, который исполнял твой заказ прошлым летом, был твоим поклонником и сделал тебе скидку в знак почтения перед твоими выдающимися заслугами в философии и риторике.

Я не разделяю твоего пессимизма относительно нового императора. Вряд ли мы выбрали бы его, предоставься нам такая возможность, но беда в том, что ее-то как раз у нас никогда и не было. Восхождение Юлиана на престол - дело рук Фортуны, богини, известной своим безразличием к человеческим нуждам. Едва ли при нашей жизни появится еще один Юлиан, это непреложный факт.

С тех пор как я написал тебе свое предыдущее письмо, я внимательно изучил эдикт Феодосия. Хотя он звучит жестче, нежели эдикт Константина, думаю, первыми его жертвами станут христиане - последователи Ария. Впрочем, возможно, я и ошибаюсь. В политике это случается со мною сплошь и рядом, и, без сомнения, этот недостаток - следствие философского склада ума. Впрочем, в меня вселяет надежду прошлогоднее назначение консулом, с позволения сказать, поэта Авзония. Слыхал о таком? Уверен, ты его читал; если же нет, тебя ожидает истинное наслаждение. Недавно я досконально изучил историю его карьеры. Родился он в семье преуспевающего врача из Бордо. Однако звездный час его настал, когда император Валентиниан назначил его учителем своего сына Грациана. Как пишет сам Авзоний, он "своими руками сформировал характер царственного дитяти". Когда тот стал императором, он вознаградил своего старого учителя, назначив его преторианским префектом Галлии, а в прошлом году - и консулом. Обо всем этом я упоминаю, поскольку Авзоний к нам благоволит. Кроме того, он имеет большое влияние не только на Грациана (этот слишком занят охотой на кабанов в Галлии, чтобы нам досаждать), но и на Феодосия. Очевидно, что тебе нужно во что бы то ни стало добиваться его дружбы.