Поднятые и проданные немцам корабли, в случае наличия перспектив восстановления, отводились в доки для ремонта. Поскольку верфи Германии не справлялись с такой разовой и срочной нагрузкой, то Берлин предложил нам и итальянцам поучаствовать в процессе восстановления мощи Kaiserliche Marine, да так, что мы ударили по рукам и получили большие заказы.
Так, верфи Санкт-Петербурга должны были восстановить корпуса трех линкоров типа «Кёниг», для их последующего буксирования и довооружения уже на верфях Германии.
Пару поднятых «Байернов» немцы решили восстанавливать сами. Всё ж таки новейшие линкоры. Что касается «Кёнигов», то у нас один из них был свой собственный и носил гордое имя «Моонзунд» (в девичестве германский «SMS Grosser Kurfürst»), поэтому немцы за утечку технологий не очень переживали. Как говорится, всё уже украдено до них.
Еще верфи Санкт-Петербурга получили заказ на восстановление линейного крейсера «Мольтке», а верфи Николаева на восстановление линейного крейсера «Гёбен».
Так что немцы убивали сразу двух зайцев — быстрее восстанавливали свой флот, при этом занимая их заказами наши верфи, а значит, не давая на этих мощностях строит что-то нам самим для своего флота. Я уж не говорю о том, что те же верфи Николаева штампуют контейнеровозы, как те пирожки, так что военное морское строительство большей частью приостановлено или осуществляется в очень ограниченных объемах.
Итальянцы же получили подряд на восстановление двух затопленных у Пулы австро-венгерских линкоров типа «Вирибус Унитис», а также на строительство для немцев с нуля линкора типа «Данте Алигьери», с последующим вооружением германскими орудиями.
Итого шестнадцать штук. Линкоров. К 1925 году. И два линейных крейсера. Добавим к этому строительство прочих кораблей и множества подводных лодок, и мы получим масштаб приготовлений к большой морской войне.
Деньги просто колоссальные.
В том числе и для нас в части наших прибылей. И не только финансовых.
Германия была буквально беременна войной.
Но, кайзер, как прагматичный и жесткий политик, четко обрисовал мне перспективу, дав понять, что в случае, если я не смогу убедить королеву Изабеллу, то Рейх будет вынужден приостановить множество военно-морских проектов, переориентировав военный бюджет на выпуск танков, пушек и самолетов. А, грубо говоря, линкор стоит, как тысяча приличных танков. И против кого они будут направлены, где применены — вопрос. В том числе и на сообразительность.
Думаю, о том, что в первую очередь будут «приостановлены» заказы на российских и итальянских верфях, можно и не упоминать, как о несущественной мелочи, верно?
Итак, нужна ли мне Франция?
Глава 8. Благословения, страсти и Окно в будущее
ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. РОМЕЙСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. АЭРОПОРТ «НОВЫЙ РИМ». 10 апреля 1920 года.
Вечерело. Собравшаяся толпа возбужденно переговаривалась. Очень много верующих и церковнослужителей.
Великая Суббота.
Завтра Пасха Христова.
Беру жену за руку и говорю вполголоса:
— Всё будет хорошо. Не нервничай так.
Она едва заметно кивает.
Бледная Маша изображает спокойствие. Но волнение ей доставляет не только сам факт предстоящего религиозного события, но и ряд других соображений. Вот том числе и погодный фронт в районе Ликии и юга Мраморного моря. Но командир, пилотирующий самолет с Благодатным огнем на борту, принял твердое решение идти сквозь облачность, боясь опоздать к назначенному сроку.
Напряжение Императрицы я понимал и разделял. Вопрос был серьезнейшим и даже политическим. Неприбытие Благодатного огня могло быть истолковано толпой, как дурной знак, тем более что среди ортодоксальной части православных и так уже ползли разговоры об увлечении Царской четы язычеством, оккультизмом и прочим непотребством. В этой среде бродили и те старые идиотские слухи о явлении Антихриста в моём лице, и о Блуднице Вавилонской в лице Маши. Мой запрет во время пандемии «американки» целовать крест в церквях, запрет на одну ложку на всех во время Святого Причастия, мои запреты на наполнение храмов толпами кашляющих друг на друга верующих — всё это не могло добавить мне/нам популярности среди истово верующих. И выражение Благословенная в адрес Машу звучало всё реже и реже.