Император из провинции

— Мыть голову? Дождь же вроде обещали. Шучу-шучу, в последний раз шучу, — произнёс я, пытаясь хоть немного повысить настроение, а то вся эта мистика вгоняла в жуткую депрессию.

Машка показала мне крепенький кулачок, после чего я двинулся в ванную комнату, где принял душ, а затем прилично оделся и мы покинули квартиру. Девушка взяла меня под руку. На что я возвёл грустные глаза к багровому солнцу и тихо прошептал:

— Господи, на что я трачу свою жизнь?

— Что ты там мямлишь? — подозрительно спросила Машка, вопросительно глянув на меня.

— Напомни-ка, как зовут твою маму?

— Елизавета Андреевна, — бросила девушка, направившись к магазину, где за окном красовались цветы.

— Ясно, — коротко сказал я, поправив волосы. — Похоже, что это та самая отчаявшаяся женщина, которая стояла на городской площади и искала жениха для своей дочери.

— Гад, — прошипела Машка, вонзив острые коготки в моё запястье.

— Тише-тише я же умру от таких ран в жутких корчах, — притворно взмолился я.

— Ничего. Потерпишь, — усмехнулась спутница, а затем вошла в магазин.

Там мы купили шикарный букет, после чего потопали за алкоголем. По пути Машка сообщила мне, что нам нужен коньяк. Я почему-то так и думал.

Вскоре наш почти дружный дуэт быстро добрался до магазина, который торговал хорошим по местным меркам алкоголем. И внутри, действительно, оказался неплохой ассортимент, а так как я не очень шарю в спиртном, то, глядя на полку с коньками, попросил помощи у продавщицы:

— Что посоветуете?

Та посмотрела на меня усталыми глазами, под которыми залегли мрачные тени, и я прочитал в её печальном взгляде то, что она советует мне побыстрее валить из Грязьгорода, пока я ещё не стал продавцом в алкомаркете вот с такими страшными зубами, как на пачке сигарет.

Вслух же женщина протянула, ткнув пальцем в самую дорогую бутылку:

— Ну-у-у вот этот хороший. Никто не жаловался. Если чо попроще, то вон тот…

— Нам не надо попроще, мы берём этот, — высокомерно пропела Машка, смотря на дорогой коньяк.

Мне пришлось купить его, а затем мы двинулись к цели нашего короткого путешествия. Признаться, я несколько волновался. Ведь до этого мне всего два раза приходилось знакомиться с родителями девушки, и оба раза я строил из себя человека, которым на самом деле не являлся. Довольно неприятное занятие. Но зато так мне довелось узнать о себе много нового — оказывает я воспитанный, скромный и отзывчивый. Надеюсь, что если и на этот раз мне достанутся такие комплименты, то Машка не упадёт со стула от смеха.

Я покосился на девушку. Та шла, выпрямив спину и гордо выпятив внушительную грудь, которая прыгала в унисон со стуком её длинных каблуков. Большинство прохожих мужского пола провожали её восхищёнными взглядами. Машка привычно не обращала на них внимания. Её напряжённый взор был направлен строго на элитную десятиэтажку, в которой и находилась квартира родителей. Похоже, что девушка волновалась не меньше, чем я, а возможно, даже больше.

Вдруг она резко остановилась и выдохнула, глядя на меня снизу вверх:

— Повтори имена моих родителей.

Я хотел сморозить очередную шутку, но сдержался и совершенно серьёзно ответил на её вопрос:

— Владимир Александрович и Елизавета Андреевна.

— Правильно, — сказала она, а потом посмотрела на окно седьмого этажа и решительно добавила: — Ну с Богом.

Глава 21

Мы вошли в квартиру, представ перед родителями Машки. Они оказались людьми с разных полюсов: Владимир Александрович по прозвищу Гена был человеком хмурым, серьёзным, а вот её мать наоборот — радушная, весёлая женщина и даже где-то излишне мягкая. Наверное, поэтому она вырастила свою единственную дочь такой… эм-м-м… красивой.

Поздоровавшись, мы передали им наши подношения, после чего нас усадили за богато накрытый стол, где я украдкой стал смотреть на хрустальную посуду, дорогие ковры и двустволку, висящую на стене. Ещё моё внимание привлёк большой золотой крест, лежащий поверх белой рубашки Владимира Александровича. Всё это вызывало у меня ощущение того, что мне не повезло попасть в квартиру авторитета из девяностых, который так и не понял, что наступили новые времена. Да ещё и внешний вид дяди Гены почти кричал об этом. Он, набычившись, смотрел на меня из-под массивных надбровных дуг, сверля маленькими колючими глазками. Хорошо хоть Машка пошла в Елизавету Андреевну, а то бы ей тяжело пришлось в жизни с отцовскими чертами.

Кстати, её мама в это время попыталась развеять напряжённую атмосферу, воцарившуюся в комнате. Она принялась ненавязчиво расспрашивать меня о семье, планах на будущее и жизни в целом, а я вежливо врал, предельно аккуратно орудуя столовыми приборами, хотя это было сложно под неприязненным взглядом молчащего Владимира Александровича.

Почти сразу к нашему диалогу подключилась Машка. Она мигом заявила, что у меня самые серьёзные намерения в отношении неё. Я когда услышал об этом, то чуть куриной ножкой не подавился, а потом удивлённо посмотрел на девицу. Та ответила мне невозмутимым взором, а её обрадовавшаяся матушка, принялась вспоминать, какие в этом году есть красивые даты.