Император из стали

Гучков не спеша цедил ароматную, вишневого цвета влагу и мучительно думал, что его так смущает во внешности царя? Бинты? Побывав на двух войнах, он научился не обращать на них внимание. Смелые рассуждения и неожиданные умозаключения? Он никогда не общался с монаршими особами и ему просто не с кем и не с чем сравнить. А что тогда? Глаза? Точно — глаза, точнее — взгляд. Сейчас, когда лицо императора было укутано белым, ничто не отвлекало от его глаз и Гучков мог поклясться, что этот взгляд никак не может принадлежать человеку моложе его самого на шесть лет. Это был взгляд древнего старика и выражение «мумия египетская», застряв в голове при первой встрече, неотступно вертелось в мыслях Гучкова каждый раз, когда он украдкой смотрел на государя. Только вертелось оно, не как насмешка, а как мистический страх при столкновении с чем-то потусторонним.

— Александр Иванович, Вам наверняка приходилось сортировать свои дела на важные и второстепенные? — глаза в которых, казалось, горело адское пламя, в очередной раз заставили собеседника отвести взгляд. — Вы знаете, что происходит, когда сортировка произведена неверно, и вместо того, чтобы заниматься действительно важным и не терпящим отлагательства, вы отвлекаетесь на всякую ерунду? … Или вас отвлекают на неё… Но самые ужасные ошибки происходят, когда считаешь что-то не стоящей мелочью и относишься соответственно, а потом эта мелочь вырастает во вселенскую проблему… Бывает, да? А теперь представьте себе цену таких ошибок в масштабе империи…

Гучкову не надо было особо ничего представлять. Он прекрасно помнил, как, занимая позицию в цепи буров, скользнул взглядом по груде камней на фланге… Мысль, залетевшую в голову: «Надо бы сместиться левее, а то неровен час…», он подавил, как несущественную. И именно из этих камней во время боя прилетела пуля, разворотившая бедро, болью отзывающаяся теперь при каждом неловком движении, постоянно напоминая о цене ошибки при учёте мелочей.

— Нужно Главное Политическое Управление, — продолжал свою мысль император, не замечая, что его собеседник полностью погрузился в свои воспоминания. — Задачей его будет управление государственной политикой, а это планы, стандарты и проверки на соответствие всех и всего, кто и что влияет на политику.

Гучков вздрогнул от неожиданности, однако взял себя в руки, сосредоточился и попытался переложить слова царя в собственный план действий… Мысли рассыпались в голове чудной мозаикой, напоминая забавный детский калейдоскоп, но наотрез отказывались собираться во что-то стройное и понятное.

— Простите, Ваше императорское величество, что конкретно придется делать для этого?

— Для начала — составить список тех, кто должен соответствовать общим требованиям. Затем — сформулировать своеобразный кодекс чести, или, если хотите, заповеди, которых эти люди должны придерживаться как на службе, так и за ее пределами… Да-да…Для политика его дом и семья — это тоже работа. Родные и близкие — слабое звено, которое традиционно используют враги, желая склонить на свою сторону и получить контроль за нужным им человеком. Затем надо очертить границы, где заканчиваются частные дела, заканчивается быт, и начинается политика…

— Какая может быть политика в быту? Что может быть политического в частных делах?…

— Если вы купили булку хлеба, то это быт, — кивнул император в знак того, что он готов пояснить свою мысль, — а если вы скупили весь хлеб в столице, то это уже политика. Если дали в долг своему другу миллион — это частное дело, а вот если миллион подданых стали вашими должниками — это уже политика…

— Теперь яснее. Но я клянусь, ни в одном университете, где я учился, так политику не трактовали…

— Значит мы будем первыми… Политику не надо трактовать. Её надо чувствовать… Надо уметь строить логические цепочки, вычисляя, какие, казалось бы, совершенно малозначительные события могут привести к тектоническим сдвигам… Не смотрите на меня, как на икону. У меня это тоже далеко не всегда получалось…. получается, — сказав последние слова, император осёкся и задумался, глядя сквозь собеседника невидящим взглядом. Пауза закончилась тяжелым вздохом, после которого взгляд монарха опять стал осмысленным и сосредоточенным. — Сегодня главное внимание должно быть приковано к армии, любое движение которой — это политика и где господа офицеры демонстративно, хотя подозреваю, — не совсем искренне — дистанцируются от неё. Это положение нетерпимо. Если мы откажемся от политического управления армией, то эту функцию возьмёт на себя кто-то другой. Свято место пусто не бывает. Особенно сейчас, в преддверии большой войны…

— Грядет большая война? — встрепенулся Гучков.

— А как вы думали? — усмехнулся император. — За 19й век крупные государства окончательно освоили планету. Китай — это последний пирог, который они делят. Потом белых пятен и «ничьих» территорий на карте больше не останется. Весь земной шар будет окончательно поделен на метрополии и колонии. И схватка за передел мира станет просто неизбежной.

— Мировая война, — прошептал Гучков, чувствуя, как холодеют руки.