Император Крисп

Поэтому у нас есть право маскироваться, а также отрицать символ нашей веры ради собственного спасения.

Последняя ее фраза Фостию очень не понравилась. Видесская вера была его драгоценнейшим достоянием; многие люди предпочли принести себя в жертву, но не отречься от нее. И разрешение на притворство в момент опасности противоречило всему, чему его учили… зато с практической точки зрения выглядело вполне разумно.

– В таком случае, – медленно произнес он, – моему отцу будет трудно распознать тех, кто следует учению Фанасия.

Да, на таких людей Крисп не станет обращать внимание. Обычно еретики, считая себя ортодоксами, во весь голос проповедовали свои доктрины и тем самым делали себя легкой мишенью. Но подавление фанасиотов может превратиться в бой с дымом, который рассеивается под ударами, но остается самим собой.

– Верно, – согласилась Оливрия. – Мы доставим имперской армии больше неприятностей, чем им по силам справиться. А очень скоро та же участь постигнет и всю империю. – Ее глаза радостно блеснули.

Сиагрий повернулся к типу, впустившему их за ворота.

– А где жратва? – гаркнул он, хлопая себя ладонью по животу.

Несмотря на слова Оливрии, Фостий с трудом представлял Сиагрия в роли аскета.

– Сейчас принесу, – буркнул тощий и вошел в дом.

– Фостию еда нужна больше, чем тебе, – сказала Оливрия Сиагрию.

– Ну и что? – огрызнулся тот. – Из всех нас только у меня хватило ума про нее напомнить. Правда, наш друг вряд ли прислушался бы к просьбам еретика.

Фостий решил, что Сиагрий специально не называет своего сообщника по имени, и это доказывало, что его похититель умнее, чем кажется на первый взгляд. Если Фостию удастся сбежать… но хочет ли он бежать? Изумившись, Фостий покачал головой – он сам не знал, чего хочет.

Он действительно этого не знал… пока похожий на грабителя тип не вышел из дома с буханкой черного хлеба, куском желтого сыра и кувшином из тех, в которые обычно разливали дешевое вино. При виде подобного изобилия рот Фостия наполнился слюной, а желудок высказал свои желания громким бурчанием.

Наследник престола накинулся на еду с жадностью умирающего от голода бродяги. Вино согрело ему желудок и ударило в голову.

Вскоре он почти почувствовал себя человеком – впервые с тех пор, как его опоила Оливрия… но лишь почти.

– У вас есть тряпка или губка и вода? Я хотел бы вымыться.

Может, найдется и чистая одежда?

Тощий тип взглянул на Сиагрия, а тот, несмотря на всю свою спесь, вопросительно посмотрел на Оливрию. Та кивнула.

– Ты примерно моего роста и сложения, – сказал тощий Фостию. Можешь надеть мою старую тунику, я ее сейчас принесу. А кувшин с водой и губка на колышке есть в нужнике.

Фостий дождался, пока ему принесли грубую тунику из некрашенного домотканого полотна, и направился в нужник.

Туника, что была на нем, стоила в десятки раз больше той, в которую он переоделся, но столь неравнозначный обмен он совершил с великой радостью.

Вымывшись, он вышел во двор и осмотрел себя. Фостий не принадлежал к числу тех молодых франтов, что по праздникам слонялись по улицам столицы, по-павлиньи демонстрируя себя и свои наряды. И даже если бы у него появилось такое желание – как в какой-то степени оно проявлялось у Катаколона, – Крисп не позволили бы ему его воплотить. Родившись на ферме, Крисп до сих пор сохранял презрительное отношение бедняка к пышной одежде, которая ему не по карману. Тем не менее Фостий был уверен, что за всю свою жизнь не носил одежды проще.

– Видите! – воскликнул тощий, показывая на Фостия. – Сняли с парня вышитую тунику, и он стал похож на любого из нас. Ведь говорил Фанасий, благослови его Фос: избавьтесь от разделяющего людей богатства, и все мы станем одинаковы. Так мы и поступим – избавим от богатства всех. И владыка благой и премудрый нас за это возлюбит.

– Есть и другой способ сделать всех одинаковыми – позволить всем стать богатыми, – заметил Сиагрий, завистливо поглядывая на загаженную тунику, от которой Фостий с такой радостью избавился. – Если эту тряпку хорошенько выстирать, то ее можно толкнуть на рынке за приличные деньги.

– Нет, – твердо заявила Оливрия. – Если ты пойдешь ее продавать, то это будет то же самое, что кричать «Я здесь!» шпионам Криспа. Ливаний велел нам уничтожить все, что у Фостия было с собой, когда мы его похитили, и мы выполним его приказ.

– Ладно, ладно, – кисло пробормотал Сиагрий. – Только все равно жалко…

Тощий сразу встрепенулся:

– Не те у тебя мысли, не те. Фанасий что говорил: наша цель в уничтожении богатств, а не в равенстве, ибо Фос больше всех любит тех, кто ради истины божьей расстается со всем, что у него есть.

– Об этом мне никто не говорил, – ответил Сиагрий. – Если все мы станем равными – богатыми или бедными, – то перестанем завидовать друг другу, а если зависть не есть грех, то что же тогда, а?

Уперев руки в бока, он торжествующе взглянул на тощего.

– Тогда вот что я тебе скажу… – горячо начал тот, готовый, подобно любому видессианину, броситься в бой на защиту своих убеждений.